Тем временем маленький приёмник рядом с Дмитрием вопил сквозь помехи пронзительным женским голосом:
– Алё-у, алё-у, Лёва, Лёва, ты меня слышишь? Ты слышишь меня?! Алё-у!..
– Яна, Яна, слышу, но плохо! – отозвался прежний, картавый юноша.
Связь с Москвой то и дело грозила прерваться. Когда подъехали к Тучкову мосту, напряжение достигло апогея. В центре города, похоже, вообще никакой власти не было – он полностью находился в руках протестующих.
На Съездовской линии к вырытым когда-то давно канавам добавились новые препятствия. Там тоже дежурили бдительные граждане, которым не понравилась остриженная ёжиком голова Алмякаева. Они залезли во второй автобус и принялись выяснять, нет ли там переодетых солдат. Но пассажиры хором завопили, что тут все свои, и они спешат на Исаакиевскую. А вот эти обалдуи их, верных ельцинистов, оскорбляют, задерживают, и потому возникает подозрение, что это провокация.
Многочисленные дети хором заревели, потому что хотели спать и ничего не понимали. Родители даже и не подумали объяснить своим чадам, куда и зачем их везут в тряском, прокуренном автобусе. К мосту Лейтенанта Шмидта весь транспорт, что находился на Первой линии, двигался с черепашьей скоростью. Граждане взволнованно спрашивали друг друга, успеют ли они перебраться через Большую Неву, или же мост разведут до этого времени. На ту же тему беседовали, то и дело срываясь на крик, по проводу «Москва-Ленинград» Яна с Лёвой.
– Алё-у, алё-у, Лёва, Лёва, ты успеешь до разводки мостов?
– Яна, Яна, успею… Должен успеть! Тебя плохо слышно, Яна! Что у вас там творится, говори скорее. Может прерваться связь!
Уже при въезде на мост в кабину к Стеличеку сунулся двухметровый дядька с трёхцветной повязкой на рукаве и объявил, что мосты сегодня разводиться не будут. Весь автобус грянул «ура!», и это самое время нашлась в эфире Яна. Дмитрий тупо смотрел перед собой и вёл автобус на автопилоте.
– Лёва, в небе трассирующие очереди! Слышишь, Лёва, троллейбус горит на Калининском под мостом! Лёва! Ты понимаешь, что происходит?!
Стеличек скосил глаза на Додонова, боясь, что тот упадёт в обморок. Но Валентин Максимович сидел спокойно, ни на что уже не реагируя. Пассажиры так разбушевались, что вот-вот могли обнаружить ящики с оружием.
Стеличек, потеряв терпение, оглянулся и прорычал:
– Тише! Вы что, с ума посходили все? Не налезайте на меня. Сейчас руль выверните!
– Молодой человек, там же штурм начинается! – верещала дама в болонье. – Они Ельцина убьют! Надо его спасать скорее! В американское посольство переправить!
– Да без вас спасут, успокойтесь, – процедил Стеличек. – Ведите себя прилично, а ты высажу, к чёртовой матери!
Каждый пытался оказаться поближе к его приёмнику и услышать свежие новости. В столице явно творилось нечто невообразимое.
– Лёва, БТР горит! Там боезапас, он рвануть может! Воду льют на него сверху из дома…
– Яна, жертвы есть? Жертвы есть?! – совсем охрип Лёва. – Тут говорят, что якобы очень много… Штурм ещё не начался?
– Вроде бы, пока нет, но с минуту на минуту может начаться! – нагнетала психоз Яна.
– Мне сейчас должны позвонить, – продолжал Лёва. – Я пока и сам не в курсе…
– Вон, вижу, зажигательной смесью БТР облили, – докладывала Яна. – Он управление потерял, завертелся в туннеле и задавил человека. Смотровые щели закрыли, и БТР в туннеле заметался. По люкам стали стучать, и солдаты выстрелили. Ещё одного парня убили…
Стеличек теперь мечтал только о том, чтобы как можно скорее высадить эту шатию на Исаакиевской площади и вырубить приёмник. Он представлял себе состояние Сакварелидзе и Алмякаева во втором автобусе, где оружием было занято полсалона.
С набережной Красного Флота какими-то загаженными, тёмными переулками транспорт наконец-то добрался до подступов к Исаакиевской. Через сорок минут нужно было быть на Предпортовой. Времени потеряли уйму, и ещё неизвестно, сколько раз придётся остановиться потом.
Каким-то чудом удалось переехать Мойку. Через некоторое время – Фонтанку. После того, как манифестанты вывалились у Мариинского дворца, Стеличек и Додонов почувствовали себя, как в раю. Несмотря на привычку к экстремальным приключением, Дмитрий ощущал дурноту, которая, правда, постепенно проходила. Додонов тоже стал смотреть веселее.
– Валентин Максимович, как вам показалось, они ничего не заподозрили? – Инопланетянину вдруг захотелось немного поговорить, чтобы снять напряжение.
– Естественно, Митя, им не до этого было. Даже если бы и увидели… В Москве вон военную технику жгут, так чего там наши пистолеты и патроны? Везём для защиты демократии – и точка!
– Э-эх, раззудись, плечо! – Стеличек вдруг захохотал. – Вот это демократия! Горючей смесью по БТРу, арматурой – по башке! Бей фашистских гадов!
– Митенька, милый, успокойтесь! – всполошился Додонов, перехватывая руль. – Мы ведь ещё не доехали!
Тем временем позади остался Обводный канал, и напряжение постепенно спало. Здесь на улицах было оживлённо, но такого бедлама, как на Исаакиевской, проезжающие не заметили. Правда, автобусы то и дело останавливали, спрашивали, как там, не штурмуют ли Ленсовет, на свободе ли мэр Собчак.
Поняв, что маскарад окончен, и довольно играть в бирюльки, Стеличек отодрал присоску флажка от лобового стекла, мысленно попросил Зураба сделать то же самое. Отсутствие баррикад и отрядов самообороны вызывало в душе бурлящий, хмельной восторг. В голове стало пусто и гулко, и сердце уже не вздрагивало при мысли о встрече с легавыми.
В тусклом свете фонаря Стеличек словно впервые увидел собственное обручальное кольцо – с такой же алмазной нарезкой, как у Татьяны. Он почему-то вспомнил священника в золотом одеянии, огоньки венчальных, тоже позолоченных, свечей и потаённое сияние венцов в Смоленской церкви. Это было зимой, вскоре после гибели Татьяниного отца, когда Дмитрий вернулся из Праги. Пришлось поторопиться с браком – через пять месяцев Таня должна была рожать.
Закончился длинный Московский проспект, осталась позади и площадь Победы. Заветная цель приближалась, и ничто, казалось, уже не могло помешать неуклонному движению к ней.
Дмитрий опять повернулся к Додонову:
– Запросите по рации своих – как дела? На Предпортовой нет проблем? Все ведь на ушах стоят, могут и психануть ненароком…
Валентин Максимович тотчас же исполнил просьбу. Он переговорил с сопровождавшими его собственный товар, потом отключил связь.
– У них всё тихо, ждут нас.
– Ну, и ладно, – спокойно сказал Стеличек. – Уже немного осталось. Скоро отдохнёте.
– Я не знаю города! – забеспокоился Додонов. – Где мы находимся в данный момент?
– На Пулковском шоссе. – Стеличеку показалось, что Додонов тяжело дышит. – Вам плохо? Потерпите, пожалуйста. Не время сейчас!
