Арина, рыдая, вспоминала, как они вместе чистили денники, меняли опилки, кормили, поили и тренировали своих лошадей, хотя спокойно могли нанять берейтора. И теперь всё это закончилось по воле вот этого мускулистого красавца, который никогда не станет для Арины ни надеждой, ни опорой. Он будет появляться только тогда, когда ему самому будет нужно, а потом снова исчезнет. Но винить его одного глупо. От неё, Арины, тоже многое зависело. Она могла отказаться сотрудничать с Озирским, и не сделала этого.
Так и застала их Мария Георгиевна, появившаяся на пороге со стопкой белья в руках. Её сын, босой, голый по пояс, растерянно смотрел на бьющуюся в истерике таинственную гостью. А та что-то быстро говорила сквозь слёзы, и Мария невольно расслышала несколько фраз.
– Я даже сама не знала… Я ведь, оказывается, любила его! Теперь так противно на душе, так гадко! Муж ведь единственным человеком был на всей Земле, кто не сделал мне ничего плохого. И только его я погубила! Мы оба пострадаем за это, Андрей, слышишь? И с тобой, и со мной непременно случится что-то страшное. Я ведь ещё совсем недавно думала, что просто боюсь Зураба, и всё. А теперь поняла – нет, не только! Теперь мне никогда не будет покоя, я на всю жизнь останусь Иудой. А ты всё равно уйдёшь, и правильно сделаешь. Я должна быть противна тебе, Андрей. Раз предала одного, значит, способна предать и другого…
* * *
Больничный запах, волнами распространявшийся по комнате, мешал Минцу заснуть окончательно. Туго перетянутое бинтами плечо, несмотря на обезболивающий укол, до конца не онемело; мышцы словно кто-то грыз изнутри. Во рту пересохло, и Саша долго собирался встать, выпить воды. Но он никак не мог собраться с силами и ворочался под лёгким шерстяным одеялом; даже не мог понять, жарко ему или холодно.
Не выходя из дремоты, он всё-таки дотащился до кухни, налил из чайника остывшего кипятка, выпил большую кружку и вернулся к себе в комнату. Потом догадался накинуть поверх одеяла плед, и сразу стало лучше. Саша заснул, забыв обо всём, что произошло на Пулковском шоссе. И об утренней поездке на Литейный он тоже старался не думать. Жалел только, что опять не взяли Стеличека – как раньше, зимой. Значит, этот бандит ещё натворит дел. Везёт ему, как пьяному чёрту – наверное, дядя за него на том свете молится.
Саше казалось, что забылся он ненадолго. Но когда его разбудил длинный, настойчивый звонок в дверь, оказалось, что уже давно рассвело. Такая манера извещать о своём появлении была только у Озирского, и потому Саша поспешно сел в постели.
Потом он встал, дёрнул за шёлковый шнурок, и шторы мгновенно открылись. Сквозь ветки клёна, росшего перед окном, он увидел пустынный Большой проспект и белые мокрые скамейки. Взглянул на часы – без десяти восемь. Мог бы Андрей и попозже приехать – знает ведь, что Саша ранен и нуждается в отдыхе. Так ведь он никого не жалеет – ни себя, ни других. Пашет, как машина, спит от силы по четыре часа. Вроде бы, и сам вчера должен был устать – так нет, пожалуйста, рвётся в бой!..
После паузы кнопку нажали снова. Саша с трудом натянул халат, завязал пояс. Интересно, чем кончилась эта ночь в Москве и в Питере? Претерпела ли изменения структура их подразделения в Главке? Как там дела с новыми обвинениями против Озирского? Надо скорее открыть, а то Андрей подумает, что в квартире никого нет. Сашу ведь могли и увезти по «скорой». Потому что при таких ранениях бывает всякое. А ну как Андрей решит, что Сашок помер? Ещё додумается дверь сломать – ему это раз плюнуть! Минц отдохнул немного у подоконника, вытер со лба липкий пот. Опять стало сухо во рту, и очень захотелось прилечь.
Потом вышел в прихожую и уже там подумал, что надо измерить температуру. В клинике ему выдали бюллетень; там же он оставил подписку об отказе от госпитализации. Врач сказал, что нужно утром посетить травматологический пункт, где и наблюдаться по месту жительства. Но теперь, с температурой, могут и не принять. В ране, наверное, уже есть гной, и потому придётся обращаться к хирургу, в поликлинику, или возвращаться в больницу…
Минц оттянул влево «собачку» замка и толкнул дверь. В сером свете из двора-колодца он увидел Андрея и, к своему изумлению, молодую блондинку с волосами до плеч. Девушка была тонкогубая, с узкими глазами, и потому выглядела старше своих лет. Похоже, она недавно плакала, и потом лицо опухло, а веки набрякли. Одета она была в голубые «бананы», джемпер широкой полосой и прогулочные тапочки. Смекнув, что это, вероятно, и есть Арина, Минц удивился. Как только на неё польстился «авторитет», да ещё взял в жёны? Наверное, уже пресытился красотками из баров, а потому нашёл для себя прямую им противоположность.
Сам Андрей своему стилю не изменил, только все вещи у него были новые. Блестящие брюки из плотного шёлка, защитного цвета рубашка, светлые туфли с медными пряжками. Рядом с ним, таким элегантным и подтянутым, Саша ощутил себя расхристанным тюхой. Он смутился и заплетающимся языком извинился перед дамой за то, что не одет.
– Познакомься, Сашок! Это – Арина Скресанова. Та самая, о которой я тебе рассказывал…
– Что это ты про меня рассказывал? – немедленно завелась Арина.
Она вошла в прихожую и стала откровенно рассматривать просторную квартиру, каких никогда в жизни не видела. Правда, квартира показалась ей слишком тёмной и сырой, но всё равно произвела впечатление.
– Не беспокойся – только хорошее! – улыбнулся Озирский так, что осветил весь коридор. – Александр Львович – мой давний друг и ученик в подпольной секции карате.
Арина покосилась своим узким глазом на Минца, и тот сконфузился:
– Да зовите просто Сашей! И ещё, Арина, примите мою горячую благодарность…
– Ой, а за что? – искренне удивилась молодая вдова.
– За всё, что вы для нас сделали. Без вас мы не справились бы с этой задачей.
– Да ладно! – Арине явно не хотелось говорить об этом.
– Мы к тебе, собственно, по делу, Сашок! – Андрей, подхватив Арину под руку, бесцеремонно прошёл через гостиную в Сашину комнату. – Ого! – Он заметил около рояля зелёный эмалированный ночной горшок с крышкой. Саша боялся, что его ночью вырвет, и потому подстраховался заранее.
Арина тоже обратила внимание на горшок.
– У вас дети есть?
– Да нет, это мой. Вернее, даже старшей сестры…
– Ты что, Сашок, до сих пор в горшочек ходишь? – Озирский внимательнее присмотрелся к другу. – Да ты же больной совсем! У тебя температура, я вижу. Какая?
– Ночью была тридцать восемь и пять.
– Ужас! – Арина дотронулась до Сашиного лба. – И сейчас примерно такая же. Андрей, человек болен, а мы лезем к нему со всякой ерундой!
– Аринка, это не ерунда, особенно для тебя. Нам-то с Сашком что, а тебе может не поздоровиться. Надо этот вопрос решить как можно скорее. – Озирский немного подумал. – Сашок, ты вообще не в состоянии двигаться? У меня машина, так что здесь – без проблем. Сначала нужно нам самим поработать в Арининой квартире – «жучки» поискать…
