В конце концов, Тер-Микаэльянц нашёл в серванте бутылку коньяка и стал пить его маленькими рюмками, надеясь забыться хотя бы таким способом. Но и алкоголь сегодня действовал своеобразно. Он обострил память до предела, и Ншан увидел горы со снежными шапками, ниже которых проплывали облака. Перед закрытыми глазами громоздились каменистые склоны, вился серпантин шоссе, проступали занесённые до крыши селения.
А потом он словно спустился ниже, и попал в виноградники, простиравшиеся, казалось, до горизонта. Там Ншан играл в детстве, и уже тогда с ним был Зураб. Они вместе бегали к круглым мрачным башням с остроконечными крышами, карабкались на полуразрушенные стены, рассматривали высеченные на плитах изображения людей без лиц. Мальчики спрашивали у старших, почему так получилось. Те отвечали, что лица были отбиты в незапамятные времена мусульманского владычества, потому что по их вере изображать человека – грех.
Потом Ншан приводил туда своих сыновей, Вартана и Карена, рассказывал им всё то же самое. Из щелей пробивалась жёсткая трава, тоже выгоревшая на солнце. Ншан не видел детей больше года. И только сейчас вспомнил об этом. К тому же, он уже не жил с их матерью Гаянэ, а женился на молодой итальянке. С ней пока детей не было. Возможно, теперь и не будет. Ншан застонал, закрыл глаза и отвернулся к стене. Он лежал на плюшевом диване, укрытый вязаным пледом. Закрыв уши руками, пытался спастись от видений, и с ужасом понимал, что это невозможно.
Послышались шаги, и Пётр присел рядом, на стул.
– Хотите, я вам сделаю инъекцию? Вы очень страдаете. И это понятно. Я знаю, что покойный был вашим родственником, двоюродным братом. Но всё-таки завтра вы должны быть в форме. В таком состоянии, как вы сейчас, невозможно проделать тяжёлый, долгий путь. По крайней мере, я не возьму на себя такую ответственность. Я – врач, так что можете не опасаться. Дмитрий мне поручил заботиться о вас, оказывать помощь. Так вы согласны?
Ншан хотел ответить согласием, но не смог произнести ни слова. Он смотрел на Петра, а видел совсем другие лица. Оборванные, заросшие щетиной люди стояли у градобойного орудия. Они были в полувоенной форме, и у одного, с перебинтованной головой, сквозь повязку проступила кровь. Они только что стреляли по азербайджанскому селу, а оттуда отвечали. Наверное, никого из них уже нет в живых. А чей это цинковый гроб? Зураба? Да, его повезут хоронить в Гори. Он так хотел…
Пётр, не дождавшись ответа, сам всё понял. Он сломал горлышко ампулы, набрал лекарство в шприц. Уже ни о чём не спрашивая, закатал рукав Ншана и всадил иглу под локтевой сгиб. Больной сначала дёрнулся, но вскоре задышал ровнее. Морщины на его почерневшем лице разгладились, и он заснул. Пётр Гардагин спрятал в карман одноразовый шприц и ампулу, вымыл руки, взглянул на Ншана с чувством профессионального сострадания и укрыл его потеплее.
Ровно через сутки после того, как два гружёных автобуса вышли из Сестрорецка, Старопаново покинула салатная «Нива». Ншан ещё не проснулся окончательно, и поэтому плохо воспринимал чужие слова, тем более что говорили по-русски. Он только понял, что Дмитрий не собирается отбирать спасённый груз, и теперь думал, как незаметно переправить его на надёжные склады.
Тер-Микаэльянц клевал носом на заднем сидении «Нивы», совершенно не ориентируясь в пространстве. Сейчас он был такой же лёгкой добычей, как малый ребёнок. Но, похоже, друзья Стеличека не собирались его сдавать легавым. Они действительно ехали мимо полей и лесов, удаляясь от города к югу, и Ншан совершенно успокоился.
Давно остались позади дома, а потом «Нива», свернув с шоссе, поехала по тряской дороге, мимо прячущихся в серой мгле деревенек. Ни одно окошко в избах не светилось, только где-то играл приёмник или магнитофон. Пахло уже по-осеннему – увядающей листвой и грибами. Но запахи эти были чужими, и потому вызывали тяжёлую тоску, боль в сердце. Впервые Тер-Микаэльянц понял, что ему надо возвращаться на родину, молить Бога и семью о прощении. А здесь, в северных болотах, он непременно погибнет…
Потом он опять задремал, а «Нива» всё прыгала по раздолбанным дорогам. Она то и дело попадала колёсами в лужи, вздымая веера брызг. Временами приходилось ехать лесом, и тогда ветки громко скребли по стёклам. Ншан потерял счёт времени, и всем его существом овладело тупое равнодушие.
Когда «Нива» остановилась, сидящий за рулём Сергей пригласил пассажира на выход. Тот не сразу открыл глаза, а потом долго не понимал, чего от него хотят. Внедорожник стоял в густом лесу, и было удивительно, что он вообще пробрался между стволами. Пётр уже выбрался из машины и сейчас стоял с рюкзаком за плечами около груды валежника и горы муравейника. Высоченная ель, росшая тут же, упиралась своей вершиной в сиренево-серое низкое небо. Накрапывал дождик. И нельзя было с уверенностью сказать, вечер сейчас или утро.
– Который час? – сипло спросил Ншан.
– Семь пополуночи, – тотчас же отозвался Сергей Пименов.
– То есть утра? – на всякий случай уточнил Ншан.
– Да, разумеется.
– Мы уже на месте? – Тер-Микаэльянц выбрался из «Нивы», но никакого жилья поблизости не увидел.
– Немного ещё нужно пройти. Машина всё-таки имеет предел возможности, – объяснил Пётр. – Тут недалеко. Идите за мной, след в след.
Гардагин первым пошёл по направлению к маленькой замшелой избушке, почти до половины вросшей в землю. За ним, как и было приказано, следовал Тер-Микаэльянц, и под его полуботинками проступала болотная вода. Видимо, по бокам была трясина, которая создавала дополнительную преграду для ментов. Замыкал шествие Сергей Пименов, на ходу срывая с кустиков ягоды черники и явно наслаждаясь лесной прогулкой.
Избушка появилась так неожиданно, что даже Пётр, точно знающий, где она находится, вроде бы удивился. Корни деревьев торчали из-под земли; они были уже отполированы, вымыты дождями, высушены ветром. Ншан несколько раз споткнулся, и Сергей поддержал его, не дал упасть. Крылечко из трёх ступеней наполовину сгнило, и Ншан поспешил перешагнуть дыру. Он с трудом представлял себе, что в таком месте может находиться блестящий Митя Стеличек.
Но, тем не менее, Инопланетянин был здесь. Как только Пётр Гардагин открыл дверь, он появился перед гостями – в кожаной куртке, заросший тёмной по сравнению с волосами щетиной. Лицо его было закопчённым – видимо, приходилось топить печь или разводить костёр. На этом фоне резко выделялись сверкающие, пронзительные глаза.
– Приветствую вас! – Дмитрий крепко, энергично пожал руку каждому. – Петь, бритву привёз?
– Привёз, конечно. Сейчас достану. – Гардагин говорил со Стеличеком без подобострастия, так же неторопливо, как всегда.
– Ншан, какая встреча! – воскликнул Стеличек, словно не ожидал увидеть здесь своего покупателя. – Не волнуйся, вон твои коробки! – Он указал в дальний угол. – Мне чужого не надо.
Тер-Микаэльянц смутился, потому что Дмитрий словно бы прочитал его мысли.
– Это то, что я сумел спасти. Из моего автобуса ничего не пропало. Кабы знать, где упасть, запихал бы к себе побольше.
