– А он всегда так! – махнул рукой Тенгиз. – Объявляется в последнюю минуту. Не нервничай – всё нормально будет.
– Остынь, приготовься! – Михаил похлопал брата по плечу. – Если поможешь нам сегодня, мы все навек тебе благодарны будем. Ты же формально с нами не работаешь и потому не обязан мелкую шушеру брать. Твоё дело – следить за счетами, за банковскими служащими. И за авторитетами, конечно, которые наличку выбросили на обмен. А Нечаев кто такой? Босота… Ты Баринова давно не навещал? Он живой ещё?
– Да, наверное, живой. Если что, мне сообщат, но пока тихо, – досадливо отмахнулся Грачёв. – Конечно, я еду с тобой – даже и речи нет…
– А, между прочим, со мной, раз Тенгиз в командировку собирается, должен ехать Минц, – прищурившись, напомнил Ружецкий. Он говорил внешне спокойно, даже весело, но щека его задёргалась. – Где он сейчас? Не в Консерватории, случайно?
– Наверное, если ещё не уехал с моими, на Кировский. Я же, когда пришёл, сказал – концерт у Дашки. Потом надо их домой отвезти на такси. А там, конечно, стол накрыт – мама Лара обещала. А для чего тебе он нужен, если я здесь? – удивился Всеволод.
– Да он мне вообще никогда ни для чего не нужен. – Ружецкий раздавил окурок в пепельнице с такой яростью, словно это и был Саша. – Противно просто и обидно, если хочешь! Как он только сквозь пол не провалится? Навязал Захар его, как всегда, и теперь он числится членом нашей группы. А ты, Севка, заметь, не числишься. Теперь ты поедешь к Нечаеву, где ещё неизвестно что может произойти, а он будет музыку слушать и разные кушанья трескать! – Михаил смотрел теперь тяжело, и в зрачках его Всеволод увидел знакомый дикий огонёк. – Ну, Львович, попадись ты мне только! Сегодня точно изувечу, особенно если неудачно съездим. И никакой Горбовский тебя, блин, не спасёт…
– Мишико, дорогой, не надо мочить! – взмолился Тенгиз. – Потом разберётесь, а сейчас работать надо. Брат же с тобой рядом! Так даже лучше – родной человек за спиной. Всегда поддержит и поможет. Я понимаю, у тебя принципы, но против лома нет приёма. Я имею в виду, против Захара…
– Да ещё наработается Сашка – он же безотказный! – поддержал Грачёв. – А пока нас троих хватит. Вместе с сотрудником Подболотова. А дальше и Сашка подключится – там много ещё дел будет. Всё же, как я понимаю, только начинается.
– Безотказный! – Ружецкий никак не мог успокоиться. – Да, прямо он никогда не скажет «нет», как японец. Ну до чего же паршивый тип, никчёмный, скользкий, будто мылом намазанный… Все эти гувернёры только такого и смогли воспитать. Вот пусть Горбовский и взял бы его к своим сыновьям – с одним геометрией заниматься, а другому английский переводить. Платил бы из своего кармана, а не из государственного. И нам бы не приходилось работать за него…
Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл Горбовский – в распахнутом пальто, с красными от ветра щеками. Мокрую ондатровую шапку он держал в руке, а «дипломат» зажал под мышкой.
– На общественном транспорте пришлось добираться, представляете? Всё говорят – депутаты льготами пользуются, машины у них, «мигалки»! А мне сегодня сказали, что свободных машин нет. К тому же суббота, а по милицейским делам я должен ездить не за их счёт. Вот так, хлопцы!
Горбовский во время сердитой тирады успел пожать всем руки, скинуть пальто и усесться за стол отсутствующего Гагика Гамбаряна. Остальные трое устроились рядом напротив него. Всеволод, в принципе, мог и не присутствовать здесь, но ему и в голову не пришло оставить брата.
– Так что прошу прощения за опоздание, и давайте скоренько всё обсудим! Сначала Михаил, потом Тенгиз. А в конце, на закуску, я изложу свои соображения. И ты, Всеволод, добавишь что-нибудь от себя – если захочешь…
* * *
Кольцов из Петроградского района появился на Литейном неожиданно быстро, и группа выехала в Заневку. Горбовский обещал лично уладить все бюрократические формальности, связанные с задержанием Нечаева и попросил об этом не беспокоиться. Он, правда, допускал вероятность ошибки – ведь искали по фотороботу. Память могла подвести Лилю Селедкову, и тогда возможны неприятности – если это окажется не тот Сергей…
– Захар Сысоевич, слишком уж много совпадений – и имя, и внешность! И то, что Нечаев уже засветился с купюрами, за что и попал в «пятерку», – успокоил его Грачёв. – В любом случае проверить его нужно – чем он на подписке занимается…
– Ну, проверяй, проверяй, – вздохнул Захар, нервно раскачивая узел галстука. – А Михаил где?
– Кольцова инструктирует в машине. Я сейчас к ним присоединюсь, и мы поедем. Тенгиз пока тут побудет – ему перед командировкой ещё поработать надо. А что касается Нечаева, так тут, как по нотам, все события на свои места встают. Сергей скупал по дешёвке недействительные купюры с целью поменять их с помощью Гаврилова. Так?
– Ну, допустим, так, – кивнул Горбовский. Он уже отдышался, причесался, и теперь курил заслуженную сигарету. – Но причём тогда здесь Габлая? Это же совершенно другого поля ягода…
– Вот это мы и выясним у Нечаева, – уверенно сказал Всеволод.
– Думаешь, он скажет? – Горбовский засомневался точно так же, как и Михаил. – Если он завязан с Габлая, будет молчать, как рыба. Себе дороже выйдет, если тот узнает.
– Там видно будет! – Грачёва уже захватил азарт, и он видел ближайшее будущее в розовом свете. – А что касается Габлая… Они все по нитке знакомы. Может быть, тому тоже потребовалось купюры поменять, даже малую часть из того, что у него было. Вот и решил присоединиться…
– Возможно. – Захар провёл ладонями по лицу, будто умылся. – У них, гадов, всё возможно. Я так думаю, что идея убийства исходила именно от Квежо. Скупщики – народ более мягкий, мокрушничать не любят. Тут два варианта. Или у Нечаева страх перед Габлая вообще отшибёт память, или он сдаст грузина – чтобы самому выскочить…
Дверь без стука распахнулась, и Михаил, в куртке на меху и без шапки, остановился на пороге.
– Товарищ майор, разрешите приступить! Севка, по коням!
– Приступай, Михаил, – непривычно вежливо и серьёзно разрешил Горбовский. – Да, Всеволод, скоро Саня пожалует к нам? Когда у сестрёнки концерт кончается?
– Я точно не знаю. Но Александр обещал приехать сразу же, как только сможет. Ничего, пока мы съездим, он уже подтянется. Да и Тенгиз пока здесь будет, до его прихода.
– Понятно. – Горбовский отметил, что Михаил демонстративно удалился раньше положенного. – Езжайте, ребята. Осторожнее там – чёрт его знает…
Всеволод нырнул в казённую «Волгу», и она тут же сорвалась с места. Он заметил, как бешеная судорога свела скулы брата, как побледнело его лицо и задёргалось веко. Ружецкий, в отличие от него, никогда не срывался на брань и крик. Наоборот, во время приступа Мишкин голос делался очень уж тихим и спокойным, а лицо исказил сильный тик – как сейчас.
Михаил объяснил, что началось это после очередного аква-трюка, когда на него по пьянке обрушили водосбросом сразу четыре тонны воды. Тогда снимали шторм на море и кораблекрушение, для чего делали искусственные волны. Ещё повезло, что остался в живых и не переломал шейные позвонки, но барабанные перепонки потом пришлось ушивать.
