– Допустим, слышал, – уклончиво ответил Грачёв.
– А о Жислине? Его Ипполитом зовут.
– Звали, – поправил Всеволод.
– Что? – Анастасия вздрогнула. – Я не ослышалась? – Губы её затряслись, а глаза вспыхнули надеждой. – Звали?.. Где он?
– На том свете, вместе с Иващугой, – просто ответил Всеволод. – Надеюсь, что в аду, если действительно есть Бог.
– Они… мертвы?! – радостно вскричала Анастасия, заглушая свист чайника. Она, не глядя, повернула кран, и чайник замолк. Улыбка скользила по бледным, не накрашенным губам. – Правда? Это точно? Вы не ошибаетесь? Мне казалось, что они бессмертны…
– Я не могу ошибиться, потому что сам сделал это, – признался Грачёв и увидел, что Настя смотрит на него уже с обожанием. Вот ей не страшно, как бабе Вале. Она знает, кем были покойные.
– Вы? Лично?… Спасибо вам! – Баринова вдруг схватила его руку и порывисто поцеловала. – Как жаль, что Боря Кулаков не дожил! Ну, ничего, я за ваше здравие буду свечки ставить, как он хотел. Говорил, что тот, кто прикончит хотя бы одно из них, достоин золотого памятника при жизни. А вы – сразу двоих! Это и за Веню тоже… Боже, как я счастлива! Свершилось! Это тоже вчера?
– Да. Ведь они убили моего брата, – с трудом вымолвил Грачёв. Почему-то ему был приятен эмоциональный поцелуй Насти, а потому хотелось сделать ей ещё что-нибудь хорошее. – Я не буду сейчас вас утомлять подробностями. Скажу только, что была погоня. Иващуга пытался уйти через полотно окружной железной дороги. Знаете, там, в Шувалове-Озерках, на выезде из города? Он был ранен и попал под поезд. Разумеется, насмерть. Жислин скончался от сильнейшей кровопотери. Остальные полтора десятка боевиков арестованы. Это – огромная удача, хотя мне сейчас вообще ничего не мило. Уж кто-кто, а вы меня поймёте. Мы с вами никогда не станем прежними, Настя…
Она улыбнулась сквозь слёзы и стала разливать чай в чашки тончайшего фарфора, вызолоченные изнутри. Грачёву почему-то казалось, что она сейчас расплачется – но уже счастливыми слезами.
– А мне вы милы, Всеволод. – Она на сей раз опустила отчество. – Вы даже не представляете, за скольких людей отомстили! А скольких спасли – тех, кого они уже никогда не убьют! Мне будет легче пережить потерю – только благодаря вам. Простите за то, что сказала сегодня при встрече. Я ведь ничего ещё не знала. Я безумно рада, как это ни кощунственно звучит. Но, если бы не Иващуга, муж был бы сейчас жив. А Жислин – вообще садист и маньяк. Ему всё равно, кого убить. Чем беззащитнее, слабее жертва, тем для него лучше. Я знаю, что в Сибири он один раз четверых детей зарезал – просто для того, чтобы не кричали, не мешали дом грабить. И даже за это его не расстреляли, а отправили в психбольницу. Жислин и Вене говорил, что всегда за ним вернётся, потому что выскочит из любой западни. Пейте, пейте чай, я ещё вам налью. Господи, даже не знаю, что ещё могу для вас сделать…
Грачёв, только согревшийся у плиты, от горячего чая, оледенел и застыл, не донеся чашку до рта. Жанночка Сеземова, душечка черноглазая, как тебе повезло! Там ведь именно Жислин орудовал, который не пощадил бы тебя ни за что!..
Он вспоминал, с какой жестокостью была убита Наталья. Жислин ножом изрезал её грудь и живот, и халат вмялся во внутренности. А мужа её ударил поспешно, небрежно – видимо, не испытывал особого наслаждения. Должно быть, Сеземов выживет – после операции его состояние немного улучшилось.
– Я понимаю, что веду себя неправильно, – продолжала между тем Настя. – Но я – женщина, вдова, и потому могу себе позволить. Ради Бога, расскажите, как там всё было! Мой муж был жуликом, но всё-таки не убийцей, не извращенцем. И я столько времени жила с мыслью, что мы все погибнем от рук этой банды! Хочется знать, каким образом восторжествовала справедливость, на которую я уже и не надеялась…
Всеволод кратко, сжато изложил самую суть дела, потому что обо всем случившемся говорить просто не мог. Он прерывался ненадолго, чтобы выпить ещё чаю. Настя слушала очень внимательно, то и дело вытирая глаза. Когда Всеволод дошёл до гибели Кати Корсаковой, она разрыдалась, стала что-то говорить о своей дочери, которая была всего на два года моложе.
Потом, помолчав, Настя спросила:
– Значит, вы не заметили слежку? Это точно, что её не было? Вы же – специалист, как я понимаю. Да и брат тоже не новичком в этом деле был.
– Там было всё совершенно чисто, – уверенно сказал Грачёв. – Нас никто не вёл – в привычном смысле. Бандиты ждали уже у дома брата – значит, знали, что мы туда приедем. Но Михаил предложил это в последний момент, когда мы находились на Литейном, одни в кабинете, да и в коридоре было пусто. Я уже тысячу раз прокрутил в памяти случившееся, и нашёл только одну зацепку. Перед тем, как мы уехали, брат позвонил домой, чтобы предупредить жену. У Иващуги и Жислина определённо был человек на Литейном. И он мог слышать этот разговор. Вы что-нибудь знаете от них? Может быть, муж рассказывал?
Настя некоторое время сидела с низко склонённой головой. А Грачёв смотрел на завитки её причёски, на распухшие от слёз щёки и блестящий нос. Как странно, что ещё вчера они делали обыск, увозили мужа этой женщины в изолятор, да и на неё смотрели соответственно. А вот теперь, когда жулика не стало, Настя превратилась в нечастную вдову, не привыкшую жить самостоятельно. Всего один день прошёл, а будто бы целый год…
– Закурить у вас не будет? – слабым голосом спросила Баринова.
– Прошу вас! – Грачёв достал «Монте-Карло».
Краска с ресниц хозяйки окончательно сошла, и они оказались очень длинными, светлыми. Настя жадно затянулась, снова всхлипнула, покачала головой.
– Как девочку жалко, которую задавил Иващуга! У него же трое детей. Слава Богу, он не успеет воспитать их по своему образу и подобию! Старшему всего восемь лет, младшей девочке – год. Как представлю, что они с Жислиным – мою Таньку… Прямо сердце заходится! Этим бы и кончилось, погуляй они на свободе ещё несколько дней. Я до сих пор не могу до конца поверить, что они уже никогда не вернутся – ни из тюрьмы, ни из психушки. – Настя взглянула прямо в глаза Грачёву, и он увидел в её зрачках крошечное отражение запотевшего окна. – Вы спросили, не знаю ли я, кто мог на них работать в «Большом Доме». Кажется, догадываюсь…
Настя ещё раз затянулась ароматным дымом и вдруг заметила, что толстое обручальное кольцо ещё на правой руке. Закусив губу, сняла его и надела на безымянный палец левой.
– Когда Веня пробовал артачиться, Иващуга всегда говорил, чтобы муж не питал иллюзий. Мол, в «Большом Доме» на него работают несколько человек, а потому любую жалобу тут же передадут или самому Святославу, или Мите Стеличеку. И пусть Вениамин тогда пеняет на себя. Вот всё, что я знаю, что вспомнила сейчас.
– Анастасия, вы только это слышали? Иващуга в подробности не вдавался? Может быть, имя называл или подразделение, где «крот» сидит?
– Он-то крепко тайну хранил, а вот Жислин по пьянке проболтался мужу один раз. Сказал, что их Верочка одна целой банды стоит. Видите, имя уже есть! Наверное, женщин у вас не так много, как мужчин, и найти её будет просто.
