Со мной соглашались все, в том числе и Озирский, Буссов, адвокат Фельдзамен. Мы добивались непонятно чего, а Дина спокойно колесила по ресторанам, проводила дни в неге и довольстве и откровенно издевалась над нами. «Хотите следить – следите! Никуда я не побегу, мне и в Москве неплохо!»
На Востряковское кладбище она ходить перестала, что меня вконец разозлило. Ненадолго же хватило материнской скорби! Своими руками прикончила сына, и так быстро о нём позабыла! Агапова я не вспоминала – ладно, изменил, бросил. К Семёнову в область далеко ехать, и он был очень перед Диной виноват. Но Стасик… На Кунцевское «Фам-фаталь» по понятной причине наведаться не могла – ведь у могилы Огнева почти постоянно находилась его мать. Встречаться с Владиславой Ефремовной Дине, конечно же, не хотелось.
А вчера объект нас окончательно запутал. В четверг утром, пешком, без машины и мотоцикла, Агапова отправилась по улице Красная Пресня к Новому Арбату. Оттуда по Воздвиженке – к Красной площади. Долго гуляла в Александровском саду, стояла у могилы Неизвестного солдата. Потом, выйдя на Красную площадь, в течение получаса то смотрела на Мавзолей, то на Покровский собор, то на Спасскую башню.
Парни Чугунова чуть не взвыли от досады, когда Дина отправилась вокруг Кремля по периметру. Потом вернулась к Большому Москворецкому мосту и завернула в отель «Балчуг», где снова устроила ланч. Далее вызвала такси и уехала в парк Фили. Там Дину передали следующей паре, но свежие наблюдатели не сообщили ничего принципиально нового.
Дина ела мороженое, сидя на скамейке, бродила по аллеям. Потом на метро вернулась к Галине. Много и щедро подавала нищим. За время многочасового путешествия ни с кем, кроме таксиста и официанта, не разговаривала. Знакомому швейцару из «Балчуга» сунула чаевые, но только кивнула, не сказав ни слова.
Сегодня утром Дина на своём «Пежо» поехала к Илье Брайнину, но дома никого не застала. Решила подождать в Измайловском парке. Оставила машину на парковке и углубилась в дебри тенистых аллей. В ларьке купила бутерброд с колбасой. Хлеб скормила птичкам, а колбасу – дворняге. Сорвала с клумбы флоксы и долго нюхала их, вытирая пальцами глаза. Посидела в кафе «Майское» и вернулась на Измайловский бульвар в квартиру Брайниных, которые к тому времени уже были дома.
Больше никаких известий сегодня от наблюдателей не поступало. Это могло означать лишь одно – либо Дина не покинула квартиру Ильи, либо направилась прямиком к Галине. О перемещении объекта по ресторанам, клубам, паркам и прочим достопримечательностям Москвы я узнавала по «соте» моментальною Общую ответственность за проведение операции Озирский возложил на меня и обязал сотрудников московского филиала постоянно держать начальницу в курсе дела, пока ничего существенного не произошло…
– Оксана, тебя ищут!
Генриетта заглянула на кухню. Обе девочки сидели у неё на руках. Я так задумалась, что услышала её голос не сразу. Гета окликала меня из передней, а потом решила узнать, не заснула ли я сидя.
Я непонимающим взглядом посмотрела на Глорию и Викторию – она были совершенно одинаковые, похожие на мать и бабушку одновременно. Смешно надув толстые щёки, девочки смотрели на меня глазами-смородинами. И я, в который раз, подумала, что от своего отца, зеленоглазого красавца, они не взяли ничего. Но Генриетте я никогда об этом не говорила – знала, как хотела она родить похожих на Андрея детей…
– Извини, задремала!
Я с неохотой встала, сделала двойняшкам «козу». Потом подумала, что Гета поступает правильно, одевая дочек по-разному. Кроме того, на ручке у Глории надета красная клеенчатая браслетка, а у Виктории – розовая.
– Давно звонят?
– Да нет, только что нашлись.
Генриетта ушла в детскую, где в вечернем полумраке уютно светился усыпанный звёздочками полумесяц-люстра. А я, тяжело вздохнув, взяла телефонную трубку.
Скорее всего, «наружник» доложит, что Дина отбыла в очередной ресторан. Ночью объект проводят до дома на Малой Грузинской и отчалят восвояси. Зря всё-таки Озирский тогда, в Лахте, пошёл на поводу у Брайнина и ввязался в заведомо проигрышное дело. Непозволительно много сил и средств уже затрачено на наблюдение за Диной. Потом, чего доброго, придётся проникать за взятки в роскошные отели, выпасая там «Фам-фаталь». Самое главное, совершенно непонятно, что потом мы будем делать с накопленным материалом и самой госпожой Агаповой.
– Слушаю! – Я тяжело опустилась на пуфик у зеркала.
– Оксана, это Чугунов! – Директор московского филиала заметно нервничал, спешил. – Ты давно у Рониных сидишь?
– Часа три уже. А что? Нештатная ситуация?..
– Да. Объект всё ещё находится на Измайловском бульваре и пока квартиру не покидал. Наши дежурят напротив подъезда. Но у Витьки Касьяна схватило живот. Боимся, не аппендицит ли…
– Понятно. – Я искренне пожалела Касьяна, совсем недавно сильно обгоревшего на пляже в Серебряном Бору. Вдобавок, он вчера стёр ноги, преследуя Дину по центру Москвы.
– Нужно его немедленно врачу показать, а то дотерпится до точки. С ним кто?
Ребята из агентства всегда дежурили парами. Вроде бы сегодня по графику очередь Валеры Советкина, недавнего дембеля, отслужившего в погранвойсках.
– Советкин, – подтвердил моё предположение Чугунов. – Ты не могла бы на час-два подменить их на Измайловском? «Тачка» с тобой?
– Разумеется. И мы как раз заправились, так что с этим проблем не будет…
Усталость пропала, и я вновь была готова мчаться куда угодно, лишь бы не пострадало дело и не случилось ничего плохого с Касьяном. Плевать, часок-другой подежурю, пока Лёша не пришлёт замену. Тем более что Дина мой лимузин никогда не видела и лично меня не знала. Повинуясь приказу Озирского, я в наружном наблюдении никогда участия не принимала.
– Всё, выезжаю!
– Ксюш, я твой до гроба! Ребята дождутся тебя, а потом сразу же поедут в поликлинику…
– Договорились.
Я положила трубку и уставилась на соё отражение в огромном зеркале. Думала, не озябну ли я в итальянском чёрном платье из тонкой шерсти и в колготках-паутинках. Ничего, можно включить печку, да и на дворе всё же август месяц… Плохо, конечно, что туфли у меня на каблуках, и мамин гарнитур из горного хрусталя, как оказалось, я зря надела.
Длинные, почти до плеч, серьги и бусы очень шли к кружевной наколке и такому же фартучку, тогда мама красовалась за стойкой в «Белом Доме». Недавно я нашла гарнитур в ящике комода и очень захотела его надеть. Настроение у меня сейчас было осеннее – холодное, ясное, как горный хрусталь…
– Оксаночка, вы уходите? – удивилась Маргарита Петровна, открыв дверь в прихожую.
Её круглое распаренное лицо показалось мне домашним и уютным, а пушистые тонкие волосы делали мать Геты похожей на забавную игрушку. Она стирала в машине детское бельишко, и из-за шума мотора не услышала моего разговора с Чугуновым.
