Растолкав уже начавших посадку женщин, Саша выпрыгнула на тротуар, пробормотала в пустоту извинения, но даже сама их не услышала. Она надеялась об освещённом тёплом вагоне метро хоть немного унять дрожь, помассировать онемевшие ноги, которых почти не чувствовала. Лишь мелко тряслись колени, да вспыхивал острой болью позвоночник при каждом ударе сердца.
Саша рвалась домой, в джакузи, в негу толстого купального халата, под одеяло, в которое можно завернуться с головой и отключиться хотя бы до утра. Она стоя доехала до «Киевской», где нужно было делать пересадку, а в другом вагоне изловчилась и села на освободившееся место. Кожа сидения грела сквозь плащ и костюм. Простое человеческое тепло, оставленное недавно вставшей с этого места дородной дамой, – именно таким оно и должно быть. Саша подумала об этом и тут же забыла, потому что рядом сел мужчина в замшевой куртке, и в ноздри ударил знакомый до тошноты запах парфюма «Айсберг».
– Сашенька, слушай меня внимательно. Но головы не поворачивай, ладно? Пусть думают, что я бормочу себе под нос. У нас мало времени. Я выйду на «Кутузовской», а ты поедешь дальше.
Старосвецкий вёл себя так, словно каждый день ездил в метро, а не крутил руль «Вольво» представительского класса. Неужели он следил за ней? Иначе откуда узнал, когда именно Саша спустится в метро и в какой вагон зайдёт? Следил по крайней мере от троллейбусной остановки. Никого вместо себя не послал, решил сам снизойти. Что ему нужно?..
– Я тебя внимательно слушаю.
У Саши не оставалось сил на эмоции. Странно, почему Виктор выбрал именно вагон метро для разговора да ещё отвёл на него всего несколько минут?
– Ты вела себя правильно, не назвав ни одного имени следователю. Думаешь, откуда я всё знаю? Это мой секрет, скажем так. И завтра, в прокуратуре, придерживайся той же тактики. Если станешь болтать лишнее, запросто можешь сесть. Ты ведь умная женщина, и всё сама прекрасно понимаешь. Заартачишься – тебя моментально обвинят в организации убийства старушки и её сиделки; тогда в кабинете следователя арестуют. Ты с этого дня у прокуратуры под колпаком, и упаси тебя Боже начинать свою игру. Я предупреждаю на всякий случай, чтобы не было соблазна. А ребята всегда рядом…
– Они убили?.. – У Саши перехватило дыхание.
Сюр, бред, невероятный, бестолковый сон. Кругом люди, рядом сидит человек, работающий на бандитов. А Саша не может вскочить и крикнуть, чтобы его задержали. Он-то выкрутится, а её обвинят в организации двойного убийства. Ей была выгодна смерть бабушки покойного мужа – Харчевников всё растолковал. Он, конечно, работает на мафию. Сам Витя Старосвецкий ведь никого не убивал, и ему ничто не грозит. На кой чёрт лишать жизни незнакомую старуху, от которой милейший парень не получит никакого наследства? Да и незачем – у него квартира, дача, машина, всё по высшему разряду. Престижная должность в банке, которая не имеет касательства к торговле недвижимостью…
– Я ничего не знаю, радость моя. Они же мне не докладывают. У тебя сейчас одна задача – доказать следователю, что это сделала не ты. А печать с квартиры снимут дня через три. Ребята подождут. – Виктор тронул тёплой сухой ладонью Сашину руку, ледяную и влажную. – Мне пора, солнышко. До встречи.
Старосвецкий пружинисто вскочил и одним прыжком преодолел расстояние до дверей, шагнул на платформу. И пошёл, отмеривая шаги длинными ногами, наклонив голову вперёд.
Саша не помнила, как добралась до выхода на «Крылатской». Долго дышала полной грудью, распустив на шее шарфик. Дождь всё-таки хлынул, и пришлось идти до дома по радужным от бензина лужам, черпая в туфли. Вскоре с длинных Сашиных волос полило, как из водосточной трубы. Костюм с блузкой теперь придётся стирать и гладить. Здесь не Америка, где в моде исключительно сухая чистка.
Окна Сашиной квартиры были освещены. Гости у Аллочки, или она не хочет сидеть с собакой в темноте? Но всё-таки странно; по крайней мере, раньше, когда дочка оставалась одна дома, она не устраивала такой иллюминации, а зажигала торшер или настольную лампу.
У Молчановых все люстры тоже играют хрустальными подвесками, и не задёрнуты шторы. Странно, но после того, нечаянно подслушанного разговора на стоянке Никита и Марина не заходили к Саше, не звонили и вообще старались не попадаться на глаза. В субботу и в воскресенье Саша пробовала позвонить в их квартиру, встретиться с соседями, но те как в воду канули. И, наконец, сегодня Алла сказала, что Марине Рэмовне нездоровится, и Настя осталась с ней дома. Так плохо стало, что пришлось вызывать врача? Надо к ним забежать, узнать, как дела.
У их подъезда стояли две машины, и под козырьком курил очень знакомый мужчина. Но Саша никак не могла его узнать, потому что внимание отвлекал микроавтобус с красным крестом, в котором сидел шофёр и наливал из термоса кофе в крышку. Больше ни кого кругом не было – только они трое.
Кто же он, высокий худой блондин в обвислом джемпере и джинсах с пузырями на коленях? Блондин курил и плакал, лицо его кривилось, морщилось, временами застывало в страдальческой гримасе. Но всхлипываний Саша не слышала, потому что вокруг всё журчало, булькало, чавкало, шуршало, да ещё невдалеке лаяли собаки.
Саша подошла поближе, сгребла ладошкой со щёк воду, откинула назад мокрые блестящие волосы и наконец узнала плачущего человека.
– Никитушка!
Саша сама оглохла от своего крика, и почему-то сразу же заболело горло. Молчанов не удивился, даже не вздрогнул. Он равнодушно взглянул на соседку и с трудом её узнал.
– Что случилось, Никитушка, милый? С Настенькой? С Ксюшей? Я слышала, Марина заболела…
– Марина умерла, – просипел Молчанов так, будто его гортань сдавила петля.
Саша окаменела, даже попыталась улыбнуться, потому что не до конца поверила услышанному.
– Она на днях говорила, что умрёт от инфаркта, так же, как отец, хотя никогда не жаловалась на сердце. Тогда мне казалось, что она преувеличивает, но всё так и случилось. Утром ей стало плохо, внезапно упало давление. Настя пошла прогулять собаку, а Марина заснула. Когда вернулась… – Никита мучительно и коротко застонал. – Всё было кончено. Настасья, конечно, кинулась «скорую» вызывать, и мне позвонила. Я прямо с торгов сорвался. Марина скончалась во сне. Она лежала на боку, отвернувшись к стене, и рука под щекой. Лицо такое спокойное, чистое, доброе…
– Когда примерно это произошло?
Саша трясла Никиту за плечи, пытаясь привести его в себя, немного расшевелить, прогнать оцепенение. Потом начала целовать – в щёки, в лоб, даже в губы. Ни его, ни её теперь некому было ревновать.
– Прошу тебя очень, расскажи!
– Эксперты скажут, когда именно она… И от чего конкретно. Пока говорят, что похоже на внезапное ослабление сердечной деятельности. Это у спортсменки-то, которая и насморком не страдала!
– Действительно, очень всё странно. А Настя дома сейчас?
– Настя у вас, с Аллой вместе. У неё жуткая истерика. И я не могу там находиться. Самое главное, что ничего не понимаю! Её не убили… Никак не могли убить. И в то же время очень уж это на руку одной компании. Маринку ещё до дефолта на счётчик поставили. В пятницу, после того, как Ксюшку в Ромашково отвезли, мы опять у них были.
