– Вы пользуетесь запрещёнными методами? – заинтересовалась Оксана. – Обладаете гипнозом? Про вас ходят такие слухи.
– Если выражаться точнее, я занимаюсь нейролингвистическим программированием, хотя при желании могу без шума и пыли ограбить банк, к примеру. Мне там денежки кассирши, улыбаясь, сами выдадут. Такие преступления невозможно раскрыть, ибо их даже не замечают…
– Люди исполняют ваши желания, как бы находясь во сне, а потом всё забывают. Но с Александрой вы поступили иначе – не дали ей установку на забвение. Она всё помнит и мучается.
– Я так хочу. Она и должна помнить. – Старосвецкий поигрывал сигарным ножичком, катая его между ладонями. – Она и не забудет никогда…
– Вы распространяли слухи о переезде в Перово для того, чтобы все позабыли об Онежской улице, где вы на самом деле жили?
Оксана осмелела. Ей казалось, что Виктор ответит на этот вопрос.
– Да, мне ни к чему было иметь во дворе наружников. К тому же, раз я не живу на Онежской, квартиру не поставят на прослушку. Но в Перово я действительно собирался переезжать будущей весной. Теперь же пришлось квартиру продать – очень нужна была валюта.
– Понятно. – Оксана повертела на пальце кольцо, собираясь с духом. – Я вас ещё о Тане Лукьяновой спросить хочу…
– В смерти Тани Лукьяновой я не повинен! – неожиданно горячо сказал Виктор. – Я готов отвечать только за собственные поступки и платить исключительно по своим счетам. Её ограбили по наводке любовника-афганца, а потом убили, поскольку она всех их знала в лицо и могла назвать по именам. От этой их акции я тоже пострадал – потерял свои пятьдесят тысяч долларов, которые были мне очень нужны.
– А если бы Саша явилась на встречу, как бы вы поступили?
Оксана не ожидала, что Старосвецкий ответит на этот вопрос.
Но он ответил, ничуть не смутившись:
– Безусловно, она раскрыла бы подставу, но это уже не имело значения. Александру посадили бы в машину и отвезли… ну, хотя бы сюда. И вызвали бы на встречу ту же самую Таню. Ведь у неё не могло быть своего имущества, и не было, клянусь вам. Всем, что Таня имела, она была обязана брату Артёму. То есть деньги были как бы его. Следовательно, я должен был взять их. Последние средства Лукьяновых, на которые могли претендовать близкие тех, кто погиб по вине главы семейства. Что касается судьбы Насти Молчановой, то я, к сожалению, поручил заняться этим вопросом Генриху, и он переусердствовал. Перед отъездом из России я дал указание отпустить девушку на свободу. Пусть живёт, как хочет; но пользоваться благами, за которые были убиты люди, она не имеет права. Она может начать жизнь с чистого листа. Кстати, Настя была уже не девушка, когда всё случилось, так что горевать особенно не о чем. Настю, считайте, бесплатно обучили высокооплачиваемой престижной профессии – эротическому массажу. Если она встретит подходящего человека, то сумеет доставить ему тридцать три удовольствия, да и в семейный бюджет внести неплохие деньги…
А Оксана жалела о том, что у неё нет шапки-невидимки. И не сможет она улизнуть из этого дома незамеченной, вернуться в офис на Каширке, всё рассказать Чугунову. А уж Лёха бы постарался не выпустить бандитов из страны. У него есть возможности связаться с милицейским начальством даже городского масштаба, не говоря уже об окружном. Жалела и глубоко дышала через нос, чтобы не сорваться раньше времени.
– Виктор, у меня к вам ещё один вопрос и небольшая просьба…
– Слушаю вас. Для этого мы и встретились.
Старосвецкий гладил собаку и думал о чём-то своём. Он считал, что сообщил о себе достаточно, и у Оксаны больше вопросов нет.
– Своё мероприятие вы могли провернуть только при условии гибели Артёма Лукьянова. Но его не застрелили – факт. Достоверно установлено, что он действительно покончил жизнь самоубийством, и предсмертная записка написана его рукой. Как вам удалось заставить его сделать это? Записку он писал под дулом пистолета? Находился ли кто-то рядом с ним в момент самоубийства?
– Дефолт создал идеальную обстановку для осуществления моих планов. Паника, путаница, всеобщий шок – лучше не придумаешь. Любой экстравагантный поступок, который раньше привлёк бы внимание, имел шансы остаться незамеченным. Бизнесмены пачками стрелялись и по-другому уходили из жизни, поэтому суицид Лукьянова никого не удивил. Только он один мог подтвердить или опровергнуть наличие долгов, и он должен был замолчать. С другой стороны, причиной его смерти должно было стать очевидное для всех самоубийство, исключающее малейшие подозрения. Моя агентура заранее распространила слухи об астрономических долгах Артёма, и когда он покончил с собой, никто не удивился. Довольно сложно было заставить этого труса выстрелить в себя. Но я справился и с этим. Есть задачи трудные, но нет ничего невозможного. Надеюсь, Александра упомянула о кассете, присланной ей по почте?
– О посылке из Могилёва? Да, говорила. Якобы от автоперегонщиков.
– Это была копия кассеты, которую я пятого сентября лично вручил Артёму. Попросил просмотреть её и сделать выводы. Но тогда речь шла не о торговцах подержанными иномарками, а о семье Сарахманов. Александра должна помнить и эту фамилию. Артём с Никитой полтора года назад здорово надули предпринимателя из Азербайджана. Там у них была какая-то комбинация с поставками контрабандной чёрной икры в обмен на цветные металлы и партии оргтехники. Но сделка сорвалась, и Артём, чтобы выкрутиться, заложил Сарахмана. У того вышли крупные неприятности с ФСБ и налоговой полицией, но под стражу он не попал и осел в Дагестане. Лукьянов понимал, что рано или поздно Сарахман устроит разборку, решил сыграть на опережение. Послал бригаду в пригород Махачкалы, где киллеры расстреляли всё семейство Сарахмана, включая новорожденного младенца – чтобы не осталось претендентов на деньги и кровников. Не пощадили и столетнего дедушку, который уже мало что понимал. И вот, в августе этого года, мне удалось встретиться с уцелевшим младшим сыном Сарахмана, который тогда чудом выжил – прямо перед бойней уехал к другу на свадьбу и заночевал там. Мы договорились с ним о совместных действиях. Сняли эту самую кассету. Вернее, снимал её я, расхаживая по квартире Лукьянова на Осенней улице, заглядывая в самые потайные уголки его квартиры и демонстрируя Артёму его полную беззащитность. Мол, вся твоя семья, как на ладони, и мы проникнем за любые запоры. Ну, сцены на улице – это вообще семечки, вы и так все прекрасно понимаете. После этого передал Артёму ультиматум сына Сарахмана. Или он должен покончить жизнь самоубийством, или его всё равно достанут из-под земли, но пострадают жена, дочь и бабушка. Про сестру мы в суматохе забыли, но это и не имело особого значения. Когда смотришь эту кассету, трудно понять, от кого именно она пришла и чего хотят пославшие. Использовать её по второму разу можно без проблем. Знай только подставляй разные имена и меняй суммы долга. Наварил я лично для себя немного, но мне вполне хватит.
– И Артём ничего не рассказал жене? – удивилась Оксана.
– Мы поставили ему такое условие. Из предсмертной записки, текст которой составлял лично я, опять-таки трудно понять что-то конкретное. Последний наш разговор произошёл восьмого сентября под вечер. Мы вытащили пьяного и до поноса перепуганного Лукьянова из спальни. Посадили в машину и увезли на свидание с сыном Сарахмана. Артём был, по-моему, в пижаме, небритый, полусумасшедший, полностью деморализованный. Сарахман сказал: «Ты уничтожил мою семью, и я обязан уничтожить твою. Но если ты продырявишь себе голову, с жены и дочери проклятие снимаю». Дали Артёму, помимо водки, ещё и горсть таблеток. В милицию он пойти не мог, иначе могло всплыть его участие в организации убийства той семьи. Что было дальше, вы знаете. В момент выстрела рядом с Артёмом никого не было. С Молчанова Сарахман потребовал выкуп деньгами, но Никита поначалу отказался платить. Потом, после смерти Марины, ин понял, что мы не шутим, и стал более сговорчивым. Но когда Сарахман потребовал от него ещё десять тысяч долларов, Молчанов отправился в милицию, за что и был наказан. Решил скрысятничать – не получилось…
