– Простите, но среди моих знакомых Тороповой нет.
– Елена Георгиевна Торопова – не знаете такую?
– Ах, это Леночка? Вы так торжественно произносили фамилию, будто речь идет о Софи Лорен.
– Значит, Леночку Торопову вы знаете?
– Да.
– Где вы с ней познакомились?
– В Сухуми, на съемках.
– Вы признаете себя виновным?
– Нет, не признаю.
– Тогда я повторю мою просьбу: напишите мне, как вы проводили последние три месяца, где жили, чем занимались.
– Насколько я мог вас понять, меня обвиняют в попытке изнасилования. Я познакомился с Леночкой в Сухуми неделю назад. Почему вам требуются прошлые три месяца? Я не совсем увязываю обвинение с вашей просьбой.
– Обстоятельства, сопутствовавшие вашему посещению номера Тороповой, таковы, что они, именно они, эти обстоятельства, – медленно говорил Костенко, затягиваясь и делая длинные паузы, – вынуждают меня просить вас об этом. За последние три месяца были зафиксированы серии подобного рода изнасилований. Ясно?
– Каковы эти обстоятельства?
– Ну, знаете ли, у нас получается какой-то непорядок: не я вас допрашиваю, а вы меня, Виктор Васильевич. Если вам не угодно написать о том, где и как вы жили последние три месяца, мне придется задавать конкретные вопросы. Предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний, – сказал Костенко, включая магнитофон. – Вам об этом известно?
– Читал в романах.
– Следует понимать так, что вы к судебной ответственности не привлекались? – Костенко прищурился.
– Именно так.
– Сегодня у нас пятнадцатое сентября. Меня интересует, где вы находились пятнадцатого июня.
– Я дневников не веду. В июне я жил на море.
– Где именно?
– У меня расшатана нервная система, поэтому я долго нигде не засиживался. Бродил по берегу, забирался в горы. Июнь – месяц теплый, спать можно всюду.
– Значит, вы все эти месяцы ни в гостиницах, ни на частных квартирах не жили?
– Ну почему же? Жил, конечно. И в Сочи жил, и в Очамчири, и в Гагре. В Батуми жил, в Новом Афоне. Получить номер довольно трудно, поэтому точно вам ответить, в каких именно городах я ночевал в гостиницах, не могу, но вы это легко установите, обратившись к администраторам.
– Вот я и хочу это сделать. Только надо, чтобы вы помогли мне. В каких именно городах из перечисленных вами вы останавливались в отелях?
– В Сочи я жил в «Интуристе». В Батуми – тоже. В Гагре я, кажется, ночевал на частных квартирах.
– Адрес не помните?
– Точный не помню, где-то возле рынка.
– В Сочи вы были в июне? Или в июле?
– Что-то в конце июня. Я прошел пешком от Сочи до Сухуми – по берегу.
– Помогало?
– В чем?
– В лечении нервной системы.
– Да. Очень.
– Собирались в этом году продолжить занятия в аспирантуре?
– Почему «собирались»? Я собираюсь это сделать, как только мы кончим рассмотрение предъявленного мне вздорного обвинения.
– Вы убеждены, что врачи позволят вам это сделать?
– Да, я прошел комиссию.
– Когда?
– Неделю назад. Ваши сотрудники отобрали все мои документы – там есть справка врачебной комиссии.
– А что у вас было с нервами?
– Усталость, раздражительность, бессонница.
– Элениум пили?
– Нет, у меня были другие медикаменты.
– Раздражительность прошла?
– Почти.
– Усталость?
– Прошла совсем.
– Сон?
– Наладился.
– Спали под шум волн?
– Именно.
«Он! – отметил для себя Костенко. – А зачем снотворное в кармане, если сон наладился?»
Костенко просмотрел несколько листков на столе и спросил рассеянно:
– Скажите, а как к вам попали эти самые драгоценные камни? Гранаты?
– Не понимаю вопроса.
– Вы оставили в номере у Тороповой три крупных драгоценных камня.
– Здесь какое-то недоразумение.
– Вы не верите Тороповой?
– Если она говорит, что я оставил у нее камни, то, конечно, я не могу ей верить. Если бы вам это говорили свидетели…
«Парень хорошо изучил кодекс, – снова отметил Костенко. – Гвозди бьет по шляпке».
– Вы к ней в номер входили?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы донести ее сумку с костюмом и пальто.
– А что было потом?
– Потом я зашел в отель «Абхазия» к моему тбилисскому знакомому, переночевал у него – было ведь около трех часов утра – и назавтра уехал в Сочи.
– Поездом?
– Нет, на попутке. А оттуда я прилетел в Ленинград.
– А зачем вы приехали в Ленинград?
– Я обязан отвечать на этот вопрос?
– Обязаны.
– В Ленинграде меня консультировал профессор Лебедев, и я решил показаться ему перед тем, как приступить к занятиям.
– Вы помните фамилию вашего знакомого, у которого вы ночевали в «Абхазии»?
– Конечно. Гребенчиков Анатолий Львович.
– Адрес?
– Я не знаю его адреса. Он преподаватель математики в нашем институте.
– В какой клинике работает профессор Лебедев?
– В военно-медицинской академии.
Костенко снял телефонную трубку и начал звонить в Ленинград и Тбилиси с просьбой проверить показания Кешалавы. Он намеренно это делал сейчас и, наблюдая за арестованным, все более поражался его спокойной уверенности.
– Продолжайте, пожалуйста, – сказал Костенко.
– А мне, собственно, нечего продолжать. Если у вас есть вопросы, я готов ответить на них.
Костенко, не торопясь, снова закурил.
– Вопросов у меня много, но вы, я вижу, устали. Отдохните в камере, завтра мы продолжим нашу беседу.
– Я хочу написать письмо прокурору. Вы позволите?
– Да, пожалуйста.
Когда Кешалаву увели, Костенко еще раз прослушал запись допроса и сделал на листке бумаги несколько замечаний:
«1. Зачем нужно снотворное, если сон наладился? Возможный ответ: “Кто страдал бессонницей, тот всегда таскает в кармане снотворное”. – “А откуда к вам попало такое сверхсильное средство?” – “В политехническом есть химфак, а там есть друзья”. – “Кто?” И тут он, сукин сын, назовет имя».
