Разбирая заключение экспертиз, просматривая еще раз бумажки, разложенные перед ним со странными, понятными одному лишь ему записями, Костенко – это с ним бывало в минуты отчаянно плохого настроения – твердо поверил, что сейчас он прижмет Кешалаву, прижмет на улике, которая позволит ему убедить прокуратуру и получить санкцию на арест. Только нельзя торопить события, сейчас все решит соревнование выдержек.
У Костенко бывали в жизни тяжелые дни, когда он не мог спать по ночам, терзаясь мыслью, что в камере сидит невиновный человек, а он, Костенко, арестовавший этого человека, лежит себе под теплым одеялом, покуривает и прислушивается к тому, как листва жестяно шелестит за окном. Сажать в тюрьму невиновных людей – зверство и подлость. Последнее время он несколько раз ловил себя на мысли: а почему же виновность этого красивого, воспитанного парня, так спокойно и уверенно, именно уверенно держащего себя на допросе, не вызывает у него сомнений? «А вдруг не он?»
Костенко проверял Торопову – лейтенант Рябинина прошлась по всем знакомым актрисы: «Душенька, бессребреница, честная и открытая, истинно русская актриса; уходила из двух театров в более низкооплачиваемые только потому, что не хотела играть “макулатурные” роли; никогда не лжет, всегда – правду в глаза… Морально? Сколько вокруг нее вилось, да и сейчас вьется солидных людей, так нет, влюбилась в рядового актера, комнату уже три года снимают в полуподвале». Дежурная в гостинице категорически утверждала, что весь вечер сидела на своем месте и никто, кроме Кешалавы, в номер Тороповой не входил. Костенко пригласил Торопову к себе и долго беседовал с нею обо всех обстоятельствах той памятной ночи в Сухуми.
– Может быть, он был просто пьян? – задумчиво сказала Торопова. – Может быть, не надо так строго судить его.
– Вот так даже? – удивился Костенко. – Всепрощение и благость?
– Просто жаль человека. Он был таким тактичным и внимательным весь вечер; с ним произошла какая-то странная метаморфоза у меня в номере – он стал совсем иным. Я испугалась его. Не всякому актеру дано так сыграть перевоплощение из человека в зверя.
– Значит, пощадим зверя?
– Поругайте его хорошенько – и достаточно. Это ему урок на всю жизнь.
– А то, что он камни из кармана пригоршнями доставал, – это вас не смущает?
– Единственно это и смущает.
– Вот видите. Прошу вас, если получите письмо с просьбой простить его, отказаться от своих прежних показаний, вы позвоните мне сразу же, ладно?»
…Костенко закурил, продолжая разглядывать Кешалаву в упор.
– Так, – сказал он, дождавшись, пока высохли чернила на бланке допроса, – хорошо. Поскольку, как я убедился, вы относитесь к категории клиентов хлопотных, то мне придется просить вас подписывать все ваши ответы. Нет возражений?
– Пожалуйста, – ответил Кешалава, плотнее усаживаясь на стуле.
– Вы утверждали, что все последние месяцы провели на побережье, отдыхая после серьезного заболевания?
– Да.
– Распишитесь. Спасибо. Вы согласны с заключением профессора Лебедева, что вы сейчас совершенно здоровы?
– Да.
– Распишитесь. Угнетенного настроения нет?
– Нет.
– Сон восстановился?
– Да.
– Распишитесь. В половом смысле?
– На этот вопрос я отказываюсь отвечать.
– Почему?
– Я считаю этот вопрос бестактным и не имеющим отношения к делу.
– Я же говорил вам, что в течение последних двух месяцев в Туапсе, Москве, Сочи и Ленинграде прошел ряд изнасилований, аналогичных – по предварительной фазе – тому, из-за которого я задержал вас.
Костенко заметил, как глаза Кешалавы – напряженные, собранные – на какое-то мгновение стали иными.
«Как держится, а?! – поразился Костенко. – Я ему второй раз такого червя пускаю, а он держится. Другой бы хоть вздохнул облегченно».
– Значит, вы продолжаете подозревать меня в изнасиловании?
«То-то, – удовлетворенно подумал Костенко, – хоть в слове дрогнул».
– Вы не ответили на мой вопрос: вы никогда не жаловались на половые анормальности?
– Вас интересует, не являюсь ли я половым психопатом? Нет, половыми психопатами являются, как мне кажется, несколько недоразвитые люди. Кстати, что с моим пиджаком? Много следов крови?
– Я вам отвечу. После отвечу. Пока что мы вернемся к истории вашей болезни. Когда вы отказались от медикаментов?
– Когда уехал на море.
– Значит, последние два месяца лекарств не принимали?
– Нет, какое-то время еще принимал.
– Когда вы прекратили прием лекарств?
– Я опять-таки не понимаю, какое все это имеет отношение к делу?
– Прямое, Кешалава. Чтобы вы не писали писем в Министерство здравоохранения по поводу жестокости милиции: арестовали больного человека. Тогда мне придется сажать вас на экспертизу в клинику Кащенко, а это еще три месяца. Я хочу оградить себя от всякого рода ненужных сложностей.
– Я повторяю, что сейчас совершенно здоров. Последний месяц я отказался от приема лекарств, чтобы организм не привыкал к их постоянному воздействию.
– Вы отказались от приема всех лекарств?
– Да.
– Распишитесь. Вы никогда не пользовались наркотиками?
– Нет.
– Распишитесь. Перечислите, какими лекарствами вы пользовались.
– Седуксен, триоксазин, настойка валерианового корня.
– Это все?
– Да.
– Распишитесь.
«Так. Теперь я застрахован. Он дал ложные показания. У него в кармане было снотворное, которое дают только в психиатрических лечебницах, под надзором врачей, в минимальных дозах. Этим лекарством были убиты три человека. Один убит именно в тот день, когда “больной” Кешалава приезжал в Ленинград, имея прописку в Гагре. И на камнях, которые шлифуют в Пригорске, где работал исчезнувший Налбандов, и в кармане Кешалавы был один и тот же яд, именуемый сильнодействующим “препаратом сна”».
– Это все? Или у вас еще вопросы?
– Мы только начинаем, Кешалава. Как говорят в Одессе, «об все не может быть и речи». У меня вот какой вопрос. Вы откуда прилетели к Милютину примерять костюм?
– С юга.
– Я догадываюсь, что не из Воркуты. Вы в тот период жили в отеле или спали на берегу под шум прибоя?
– Не помню.
– Вы не помните, а я знаю. У вас ведь тогда был номер в «Гульрипше».
– Может быть. Я там действительно несколько раз останавливался, когда были свободные номера.
– Значит, в тот день у вас был номер в «Гульрипше»?
