— Пусть только она ещё раз квакнет про часовую стрелку! — снова схватил хворостину заяц.
— Да что вы сцепились, как петухи-забияки? — миролюбиво пробасил Твинас.
— По правде говоря, — сказала лягушка, — из-за этой стрелки, — она пугливо покосилась на хворостину в лапе у зайца, — у меня совсем из головы вылетело, что сегодня Новый год. Поэтому прошу у всех прощения, а сейчас…
— …а сейчас, — взялся руководить Кадрилис, — будет говорить щенок!
— Ку… Моё имя — Кутас
[2]
, то есть кисточка, — скромно начал щенок. — О бульдоге Гогасе я уже говорил. Но он мне только нос отодрал, а хвост оторвал мальчишка Римас. Плохо мне было, так плохо, но я прошептал одно словечко, — щенок заговорщицки подмигнул Кадрилису, — и тогда соседская девочка Рута вместо носа приклеила мне фасолину, а вместо хвоста пришила кисточку от скатерти с бахромой. Вот поэтому и прилипло ко мне имя Кутас. Может, уже всё?
— Нет, не всё! — встал со своего места Кадрилис. — Запомните: случись у кого-нибудь беда, Кутас не раздумывая пожертвует и фасолиной, и хвостом, и чем угодно, а ему даже слово не хотели дать!
— Я уже извинилась, — проворчала лягушка. — Теперь я могу сказать, что слово предоставляется кукле?
— Конечно, можешь! — дружелюбно тявкнул Кутас.
Кукла заговорила не сразу: видно, сомневалась, рассказывать или по-прежнему хранить гордое молчание. Она стянула с руки единственную перчатку, снова надела её, повернулась к костру лицом с вздрагивающими ресницами и медленно встала. Отблески костра окрасили её выцветшую ночную сорочку в оранжево-розовый цвет.
— Не думайте, — наконец заговорила она, — нет, не думайте, что я из вашей мусорной кучи! Я сама сюда прибежала, прямо из города. Никто меня не выбрасывал, никто никуда не увозил, никто никуда не вываливал… нет! — кукла отчаянно трясла лысой головой.
Она замолчала, удивлённые игрушки тоже затихли, и даже сухие веточки в костре перестали потрескивать.
— Простите, — прервал тяжёлую тишину Кутас, — но мы пока не узнали… — Вспомнив вдруг про строгую распорядительницу, он прикусил язык.
— Перебивай сколько влезет, — как можно приветливее ободрила его лягушка. — Все перебивайте, непременно!
— Глянь-ка, и снова лягушка влезла! — не скрывая досады, воскликнул заяц.
— Раз уж в новогоднюю ночь всё дозволено, — бросила взгляд в его сторону лягушка, — отчего бы и мне не влезть?
От такого удачного ответа у зайца даже губа отвисла.
— Я просто хотел напомнить, — закончил фразу Кутас, — что мы ещё не узнали, как вас зовут.
— Эйнора, — ответила кукла.
— Довольно редкое имя, но звучное, — отпустил комплимент Кутас. — Очень звучное и красивое.
— Трубки морёные! Красивее имени я не слышал, — пробасил Твинас.
— В самом деле? — просияла кукла. — Но я всё равно не из вашей кучи! Я из застеклённого шкафа в игровой комнате детского сада. Моё место было на верхней полке, и никто из детей не имел права даже прикоснуться ко мне! Бывало, девочки соберутся возле шкафа, глаз от меня оторвать не могут и умоляют воспитательницу: «Можно нам её волосы шёлковые потрогать, до платья и перчаток дотронуться? Позвольте нам её положить, чтобы посмотреть, как она закрывает-открывает голубые, как незабудки, глазки». А воспитательница им: «Нельзя! Ещё уроните, запачкаете, поцарапаете! Эйнора слишком красивая игрушка и слишком дорогая, чтобы с ней можно было играть как с обычной тряпичной. Поглядели, и хватит!»
Кое-кто из девочек даже плакал оттого, что я такая недоступная, словно принцесса. Сначала я гордилась тем, что меня так ценят и берегут. Но потом мне надоела глухая стеклянная стена! Я стала завидовать обычным куклам: их можно было баюкать, подкидывать к потолку, ругать и хвалить… И в конце концов меня одолела такая тоска, что однажды, когда воспитательница забыла запереть шкаф…
— Ш-ш-ш! — прошипел заяц и навострил ухо.
Насторожились и остальные. Сначала неподалёку заскрипел снег, затем послышались тяжёлые шаги.
— Всем спрятаться! — скомандовал Кадрилис. — Живо!
Лягушка схватила саквояж и хотела нырнуть под нижнюю еловую ветку, но дорогу ей преградил пилот.
— Здесь опасно, может, ёлку опять будут рубить, — и он показал на валявшийся в снегу топор.
Лягушка спряталась за можжевеловый куст, пингвин Твинас юркнул в сугроб, Кутас подставил Эйноре ухо, чтобы та уцепилась за него, и повёл её за пень. Кадрилис швырнул в костёр несколько пригоршней снега и, подхватив шарф, затаился за стволом берёзы, а пилот как сквозь землю провалился.
В одно мгновение от уютного лесного пристанища остались только разворошённый снег, кучка хвороста, топор да кубик с неопознанным серебристо-серым треугольником.
Возвращение
Шаги раздавались совсем близко, и спустя минуту на поляну вышел уже известный водитель, — пугливо вздрагивая, он искал под снегом потерянные вещи.
— Вот! — обрадовался мужчина, разглядев около ёлки что-то тёмное.
Это была меховая шапка. Водитель поднял её и хотел надеть, но вдруг от удивления его глаза округлились: в шапке лежала шёлковая перчатка.
— Откуда она взялась? — пробормотал он, вытряхивая перчатку на землю. — Ну и чудеса! Да и шапку я потерял не у ёлки, — он потёр лоб, пытаясь вспомнить, — я уже почти схватил куропатку, а это случилось не здесь. А вот и топор! — обрадовался мужчина. — А это ещё что? Кубик!.. А это?..
Из-под снега курился дымок, рядом виднелся сложенный в стопку хворост.
— Кто-то разжёг костёр, — размышлял вслух водитель, — кто-то принёс сюда мою шапку. Этот кто-то был в перчатках и перед самым моим приходом спрятался… Случайно, не под ёлкой?
Мужчина ухватился за нижнюю ветку и приподнял её, пытаясь посмотреть, нет ли кого внизу… Вдруг из-под ёлки снова вылезла знакомая птица с огромными пылающими глазами.
— Хо-хо-хо! — жутко расхохоталась птица прямо в лицо водителю.
— Спасите! — не своим голосом заголосил мужчина.
Подхватив топор, водитель, круто развернувшись, помчался к брошенному им мусоровозу. Вскоре послышались рокот мотора и шум отъезжающей машины.
И сразу же воцарилась тишина. Вскоре из-за пня, деревьев и сугробов друг за другом вышли перепуганные игрушки и стали подтягиваться к почти потухшему костру.
Тайна остаётся неразгаданной
Костёр вновь был разожжён, кучка хвороста пополнена новыми сухими веточками, и все игрушки удобно расселись вокруг потрескивающего огня.
