Примерно через три месяца он снова объявился. Как ни в чём не бывало начал приходить к нам в дом и требовать у родителей моей руки. Он говорил, что добьётся меня любой ценой, ведь я – его судьба. Конечно, родители были категорически против моего брака, да и вообще каких-либо серьезных отношений. Они даже представить не могли свою шестнадцатилетнюю дочь замужем, ведь они уже распланировали моё будущее. Но, даже если бы родители и согласились, я всё равно не пошла бы за него. К моменту его возвращения, я уже чётко понимала, что это была далеко не любовь, а какое-то глупое детское наваждение, желание казаться старше, взрослее. Показать всем, что я тоже чего-то стою, пускай это и было воспринято обществом довольно резко. Да и вернулся он далеко не таким, каким исчез. Я стала для него собственностью, каким-то вожделенным главным призом, какой-то дикой животной одержимостью. В глазах этого человека я видела только безумие и меня это очень пугало. Иногда я даже думала, что он меня убьёт, или ещё что-то вроде этого.
Он почти каждый день встречал меня со школы, предлагал уехать с ним, звонил на мобильный и домашний телефоны, причём каким-то странным образом он всегда угадывал моменты, когда я была одна. Казалось, что это маньяк, который преследует свою очередную жертву.
В те дни я была сильно напугана таким безумием с его стороны, и тогда мы с родителями обратились в соответствующие органы, но дело так и не было заведено, а он снова исчез. Мне даже пришлось проходить курс психотерапии, потому что я дико боялась выходить на улицу и оставаться одна дома. В каждом мужчине я видела его, мне казалось, что он вот-вот снова приедет и будет требовать, чтобы я уехала с ним. Это было так страшно, что невозможно даже передать. Отец потратил сумасшедшие деньги, чтобы вытащить меня из этого состояния. Но и после этого отношение родителей ко мне не изменилось. Мама твердила, что я сама во всём виновата, что это всё мои увлечения и нездоровый юношеский максимализм, который когда-нибудь меня погубит.
Но, как ни странно, время шло, и всё медленно начало забываться. Постепенно моя жизнь начала налаживаться, только изредка он всё ещё звонит мне на мобильный телефон и говорит, что я всё равно его буду, несмотря ни на что.
От части, этот эпизод в моей жизни сыграл свою роль в том, что я решила уехать из родительского дома. Я просто больше не могла выслушивать упрёки родных и насмешки сверстников, соседей и знакомых. Тогда я очень нуждалась в поддержке и защите, но получала только непонимание.
Я решила, что если он не будет знать, где я, то перестанет мне звонить и требовать к себе внимания, но звонки не прекращались, хотя и стали менее настойчивыми. Его угрозы теперь казались мне менее пугающими, потому что найти меня он всё равно не мог, ведь на одном месте я долго не задерживалась.
– Почему же ты не сменила номер телефона?
– Я очень надеялась, что родители позвонят и попросят меня вернуться. Ведь я всё равно люблю их, как бы там ни было – они мои родители. Боялась, что, утратив все контакты с семьёй, я могу пропустить что-то очень важное. Меня долгое время преследовало чувство того, что что-то должно произойти.
– И как? Не пропустила?
– Бабушка очень болеет, никто не знает, сколько ей осталось. Недавно мне позвонила мама и сказала, что бабушка очень хочет меня увидеть хотя бы перед смертью. Я просто не могла отказать. Бабушка – самый близкий для меня человек, я никогда бы не простила себе, если бы не успела к ней… Я до сих пор мучаюсь от того, что доставила ей столько страданий. Поэтому я еду домой, хотя при других обстоятельствах я бы никогда не вернулась туда. А вот сейчас, видишь, приходится. Не знаю даже, как оно будет дальше, но пока вот так.
Прогулка по пустому вагону в полумраке тусклых лампочек успокаивала и утомляла одновременно. Когда Элизабет и Алекс вернулись в купе, блондинка уже спала, поэтому, стараясь не разбудить девушку, они осторожно разошлись по своим полкам, хотя ещё долго перешёптывались и делились размышлениями о жизни.
7
Вечернее солнце начинало медленно садиться, окрашивая небо в яркие цвета. Последние лучи заката красиво рассеивались, проходя сквозь оконное стекло, и освещали красноватым светом гостиную комнату в большом доме. В старинном кресле с гобеленовой обивкой сидела женщина лет сорока пяти и читала книгу. Это был какой-то женский роман о любви в розовой обложке. Что-то лёгкое и ненавязчивое, что не заставляет думать и анализировать, а просто дарит приятные моменты отдыха за чтением. Такие книги обычно читают домохозяйки, чтобы отдохнуть от домашних хлопот и вспомнить о том, что за пределами их маленького мирка тоже есть жизнь, полная удивительных событий, чувств и сильных душевных переживаний.
Женщина не особо вникала в смысл того, о чём говорилось в книге. Хотя она довольно энергично переворачивала страницы, мысли её были совсем далеко.
В комнату, опираясь на трость, вошла пожилая женщина.
– Здравствуй, дочка. Чем ты здесь занимаешься?
– Здравствуйте, мама. Что же вы встали, ведь доктор сказал, что вам сейчас лучше полежать. – Она вскочила с кресла и пододвинула его пожилой женщине.
– Спасибо, дорогая моя. Я просто не могу лежать, уж очень волнуюсь. Ты не звонила ей, она уже едет? Мне так хочется поскорее увидеть внучку. Боюсь, что не успеет.
– Звонила, но так и не поняла, едет ли она уже, или же только собирается. А может она и вовсе не приедет, если посчитает, что так для неё будет лучше. Вы же знаете, что она делает только то, что сама хочет, ей никто не указ. Совсем чужая стала, как будто это не моя дочь, а какая-то девочка, родители которой иногда просили меня за ней присматривать, – в глазах женщины появились слёзы.
– Знаю, Лизочка всегда была весёлой девочкой, – бабушка нежно улыбнулась, вспоминая о любимой внучке. – С самого детства мы с ней «воевали», но в этих войнах победителем всегда была она, как бы я ни старалась.
– Да уж, весёлой, это точно.
– Ну а что в этом плохого? Она уже взрослая и вполне самостоятельная. Она имеет право сама принимать решения и думать о том, чего она хочет от этой жизни. Я знаю, что тоже во многом виновата, слишком давила на девочку, не давала ей вздохнуть свободно, а она совсем другого хотела. Да и вы перегибали палку со своей опекой, вот ребёнок и взбунтовался. Надо было хоть немного дать ей свободы, позволить самой решать, как жить. Мы ведь в результате всё равно ничего не добились хорошего, только навредили и себе и ей. Я только сейчас начала это понимать, жалко, что поздно.
– Вы хоть понимаете, о чём вы сейчас говорите? – Женщина заметно нервничала. – Ничего плохого? Она уехала из дома, никому ничего не сказав. Она, по сути, сбежала. Как можно это назвать? Почти два года её не было дома, мы с вами чуть с ума не сошли от волнения. И вот теперь вы говорите, что всё в порядке, что это мы виноваты и надо было себя вести иначе.
– Это твоя дочь, и ты, как никто, должна была её поддержать, но даже сейчас тебе проще обвинять девочку во всех смертных грехах. Вот сдался вам этот медицинский. Она же никогда не хотела этим заниматься и постоянно об этом говорила, а вы её категорически отказывались слышать. Зачем ей эти жабы и трупы, девочка хотела заниматься музыкой, пускай бы и занималась, ничего страшного в этом нет.
