В каждой отдельной пещере, которые Эола называла комнатами, было настолько чисто и уютно, что Гору сначала и ступать было боязно по этой зеркальной чистоте пола. На стенах висело много картин, на которых были изображены горы и реки, на берегах которых стояли одинокие деревья. Такие пейзажи были незнакомы Гору. Он с интересом рассматривал их, вспоминая при этом примитивные картинки Кина, которые тот так старательно высекал на стенах пещеры. Под стенами стояла чудесная мебель, которая сверкала стеклом и пластиком и которую Эола называла чудными словами «шкаф», «сервант», «прихожая».
Гору не совсем было понятно их предназначение. Но даже если они стоят здесь только для красоты, то это действительно было красиво. Невольно он продолжал сравнивать Тору со своей Матерью, жилища торианцев – со своей собственной пещерой или пещерами детей Племени. При этом он все больше убеждался в том, что у Эолиных одноплеменников все было намного лучше, чем у них. По крайней мере – интереснее, красивее. Такого он еще не видел. И Гор смотрел, смотрел широко раскрытыми глазами, жадно вбирая в себя все новое и стараясь запомнить его, чтобы потом, наедине с самим собой, вдоволь поразмышлять о всем увиденном и подумать над тем, как бы сделать что-то подобное у себя, в Большой Долине. Если даже не все, то хотя бы частичку из того, что есть на Торе. Вот только дома такого високого он не хотел. Ему бы что-то совсем низенькое. Чтобы поближе к телу Матери быть.
Вечером, когда Таурас, подобно Небесному Отцу, тихо скатился за горизонт и над землей Торы в свои права вступила ночь, Гор смотрел на звезды. Чужие, незнакомые ему небесные огни сверкали в темном небе. Они и располагались на небе совсем не так, как над просторами Матери, и сверкали совсем иначе…
Возможно, Гору это только показалось, но эти звезды действительно были совсем другими. Конечно, от того они не стали хуже хорошо знакомых ему звезд. Они тоже нравились Гору, как нравились родные звезды над Большой Долиной. Он зачарованно смотрел на них и, вспоминая рассказы Эолы, представлял себе, что возле каждого светила могут быть планеты, подобные Торе или Матери и что на них тоже кто-то именно в это время может смотреть на звездное небо и тоже мысленно представлять себе жителей других миров. Даже его, Гора…
Эти мысли были очень интересными. Гор тихо посмеивался над собой, удивляясь тому, что у него вдруг появились такие буйные фантазии.
Но что-то, все же, беспокоило его душу. Чего-то явно не хватало на этом усыпанном звездами небе. Но чего?…
Гор и так и эдак присматривался, пока не вспомнил о Лу.
– А где же ваша Лу? Почему ее не видно на небесных дорогах вашего Отца?
– Наша Лу скоро взойдет. Подобно вашей ночной волшебнице, она величественно поплывет по небу, наполняя землю живым серебром своего свечения. Вот только называется наш природный спутник не Лу. Наша Лу называется Ториана. Она, как и у вас, только одна. Но бывают планеты, у которых значительно больше своих Лу. У некоторых – по две-три, а есть и такие, у которых их даже больше десятка. А у некоторых планет вообще нет природних спутников. Например, как у первых двух планет системы вашего Небесного Отца.
Действительно, через некоторое время на свою небесную дорогу вышла красавица Ториана. Она была чуть больше Лу, что Гора немножко даже поразило и он приревновал ее к своей Лу. Но она была такой красивой и так уверенно плыла по ночному небу, что он невольно залюбовался ею. Казалось, что и эти, незнакомые ему, звезды тоже зажигаются только по велению этой ночной волшебницы и что она действительно царствует над ними, посылая их в далекие путешествия, в Неизвестность…
На следующий день состоялся торжественный прием космических путешественников во Дворце Правительства Торы. Гор тоже был на этом приеме. Неожиданно для себя самого он стал там чуть ли не самым главным объектом внимания всех присутствующих. Его даже слегка рассердило такое чрезмерное внимание к нему. Ведь он не набивается в друзья всем этим незнакомым людям! Ему одной Эолы вполне хватает! Ну, еще членов экипажа, с которыми он провел столько времени на теле Матери, он считал своими. Да еще эту таинственную Илону, от которой постоянно веяло таким теплом и нежностью. Ведь она – мама Эолы. А Гор как-то подсознательно начал понимать значение этого слова, хотя ему никто и ничего не объяснял.
Но со временем растерянность Гора отступила куда-то в сторону. Он все больше и больше начал убеждаться в чрезвычайной доброжелательности всех этих людей. А он, хотя и пещерный человек, не был настолько черствым, чтобы не понять того добра, которым его окружали все эти люди. Возможно, постоянное уединение Гора с родной природой и сделало его таким чутким к тем, кто шел к нему с открытым сердцем? Возможно именно потому он довольно быстро почувстввал себя своим среди своих, чего никогда не случалось с ним даже в родном Племени? Освоившись, он начал отвечать на саме различные вопросы этих людей и на удивление быстро запомнил даже несколько имен особенно понравившихся ему торианцев.
Прием во Дворце Правительства Гору понравился. Но, все же, его неудержимо тянуло на открытые просторы, в места, где можно было бы свободно подставить грудь торианским ветрам, где можно было вдохнуть чистый лесной воздух и наслаждаться нежным плеском речных волн. Его тянуло на волю из этих каменных громадин, к которым он, казалось, никогда не привыкнет и все удобства которых он, не задумываясь, променял бы на обычный кусок поджаренного на костре мяса.
Эола не возражала Гору, отлично понимая, что к благам цивилизации привыкать ему будет очень трудно и что этот процесс может растянуться надолго. Она взяла гравилет, и они помчались куда-то вдаль, на свидание с редкими островками настоящей Природы, которые еще кое-где оставались на Торе.
Только в горах Гор почувствовал себя на свободе. Будто ничто и не сковывало его в городе, но это было не его. Само нагромождение домов, неисчислимое количество электромобилей, снующих по улицам, и мириады торианцев, которые всегда куда-то спешили по своим неотложным делам, нагоняли на него грусть и неутолимое желание сбежать куда-то подальше от этой толкотни и тесноты. Сбежать на волю, туда, где бы он мог оставаться наедине с Эолой и наслаждаться с ней красотой окружающего их мира, не потревоженного деяльностью людей. Здесь, среди диких горных пропастей, где не было асфальтных троп и где все было живым и неповторимым, Гор и решил поселиться. Как самую большую свою тайну, он сообщил об этом своем решении девушке и думал, что и она сама согласится с ним и что ей будет приятна постоянная его забота о ней.
Эола не отказывала Гору. Ей и самой очень нравился и он сам, и его стремление к воле и независимости. Она хорошо понимала, что Гору очень трудно будет приспособиться к существованию в новом для него мире, что для этого нужны и время, и терпение. Она только предложила ему осмотреть и другие уголки Торы, где природа была оставлена нетронутой, и которые, как она думала, Гору тоже понравятся.
Не мог же Гор отказать ей в этом! К тому же, ему и самому было интересно осмотреть здесь абсолютно все и, в конечном итоге, выбрать себе самое лучшее место для проживания.