– Папа, а где продукты?
Повисло молчание, потом Александр Иванович воскликнул:
– Господи, я так и знал, что мы не обо всем вспомнили!
Ситуация напоминала известный анекдот про молодых родителей, которые приходят к педиатру и жалуются:
– Мы моем ребенка каждый день, гуляем с ним, читаем ему книги, а малыш отчего-то все худеет.
– Сколько раз в день кормите младенца? – поинтересовался доктор.
Муж повернулся к жене и с укоризной воскликнул:
– Ведь говорил же, что мы забываем какую-то процедуру!
Повздыхав, я вытащила сумку на колесиках и почапала на рынок. Вообще-то мы жили от него в двух шагах, еще в апреле месяце я долетала до торговых рядов в одно мгновение, но в тот день ползла туда больше часа.
Потом началась химиотерапия. И уж тут я во всей красе столкнулась с такой вещью, как бесплатная медицина. Меня прикрепили к диспансеру на улице Лизы Чайкиной. Обстановка в этом месте была гнетущая. Врачи злые как собаки. Ежу понятно, что в онкологический диспансер на уколы химии не станут ходить симулянты. На мой взгляд, к людям, тихо сидевшим в километровых очередях, можно проявить хоть каплю жалости, но нет, бабы в белых халатах кривились, на их лицах явно читалось: вам давно всем помирать пора, чего заявились?
Оказавшись впервые в длинном хвосте страждущих, я была беспредельно удивлена, когда часов в одиннадцать утра дверь кабинета распахнулась, оттуда вышла толстая тетка в мятом халате, оглядела ряды ждущих приема людей, гаркнула: «Скоро приду!» – и исчезла за поворотом коридора.
Через полчаса я стала проявлять беспокойство, но более опытные больные мигом ввели меня в курс дела.
– Она чай ушла пить, – прошелестела бабуся в платочке, – через час вернется. Хорошо бы всех приняла, а то ехать далеко, сил никаких нет!
– Надо пойти к главврачу и рассказать о безобразии, – возмутилась я.
– А то он не знает, – вздохнула бабушка, – сиди, дочка, а то она обозлится и лекарства не даст.
– Права не имеет! – возмутилась я.
Бабуся махнула рукой:
– Молодая ты! Скажет, что в аптеке ампулы кончились, и все. Нет уж, нам только терпеть осталось.
Терпеть надо было и в процедурном кабинете. Медсестра, увидав меня на пороге, орала:
– Живо, там людей полно, повернулась задом!
Укол она вкатывала, не давая пациентам лечь. Через секунду начиналась дикая боль, ногу сводило, и я, еле-еле ковыляя, выпадала в коридор. Вскоре мне стало ясно: если я встречаю в диспансере сильно хромающего человека, он бредет из процедурного кабинета.
Не лучше обстояло дело и в лаборатории. У онкологических больных в процессе химии надо тщательно следить за уровнем лейкоцитов в крови. Если он падает, уколы прекращают.
Я, естественно, аккуратно сдавала анализы, потом мне стало плохо, и Оксана, качая головой, предположила:
– Наверное, лейкоциты обвалились, сходи на анализ.
Я послушно сбегала в лабораторию, получила выговор за то, что явилась не в срок, и бумажку, из которой явствовало: полный порядок, кровь как у космонавта. Но Оксана, повертев клочок бумаги в руках, отвезла меня к себе в больницу, и мы выяснили: лейкоциты просто на нуле.
Очевидно, сотрудницы лаборатории перепутали пробирки или не захотели со мной возиться.
Химиотерапия самое неприятное, что мне пришлось испытать в жизни. Тем, кому предстоит такое лечение, могу лишь посоветовать сцепить зубы и думать о том, что рано или поздно это кончится.
Тошнило меня ужасно от всего. Любая еда вызывала судороги, запах жареной картошки доводил почти до обморока, вид фруктов заставлял птицей лететь к унитазу. Я пожаловалась врачу-химиотерапевту, та презрительно прищурилась:
– Скажите пожалуйста, какая нежная! От уколов циклофосфана ей плохо! Нечего выдумывать! Небось зоофран хотите!
– Это что такое? – поинтересовалась я.
– Лекарство от тошноты, – свысока бросила врачиха, – вам оно не положено, их дают только тем, кому на самом деле плохо! А вы притворяетесь, я знаю, от циклофосфана так не тошнит!
Но мне было дико плохо, и Александр Иванович ухитрился где-то за бешеные деньги достать ампулы зоофрана. Стало чуть полегче.
В разгар лечения я зашла в магазин «Сад и огород», уж не помню, что меня туда привлекло. Кажется, моя дочка Маня собралась пересаживать пальму, и я явилась за землей. Первое, на что наткнулись глаза в торговом зале, был мешок с надписью «Циклофосфан. Яд для борьбы с садовыми грызунами».
Я пощупала бумажную упаковку и усмехнулась, значит, меня травят, как крысу.
Потом я сильно простудилась, не сумела вовремя прийти на укол, химиотерапевт наорала на меня так, что я чуть не упала в обморок. Узнав про это, Оксана, откуда-то добыв все лекарства, заявила:
– Пошли они на фиг, сволочи. Сама тебе курс проведу.
И тут я сделала потрясающее открытие. Оказывается, если ты лежишь и циклофосфан вводят медленно, укол не превращается в мучение, ногу не сводит…
Тридцатого августа я, проснувшись утром, пошла в ванную, глянула в зеркало и заорала от ужаса. На меня смотрела абсолютно лысая женщина. Понадобилось минут пять, чтобы сообразить: это носатое, жуткое существо – я. Никогда не думала, что отсутствие волос способно до такой степени изуродовать внешность.
Из ванной я вышла, замотав башку полотенцем, тюрбан не сняла и тогда, когда села пить кофе. Было воскресенье, Маруся выглянула из своей комнаты и спросила:
– Почему ты в этой тряпке?
Я поколебалась мгновение и сдернула розовую ткань. Дочь ойкнула и убежала. Я осталась наедине со своими горькими раздумьями. Спустя минут двадцать Машуня влетела в квартиру, неся кудрявый светло-каштановый парик.
– Мусик, – завопила она, – померяй!
Я хотела было оказать сопротивление, но дочка мигом натянула мне на голову парик и затрещала:
– Великолепно, лучше не бывает! Тебе так идет!
Я глянула в зеркало и не сумела сдержать смех. Больше всего в этот момент я походила на нашу пуделиху Черри. Из шапки мелко завитых кудрей торчит длинный нос. Мне стало очень жаль себя. Ах бедная Грушенька! И тошнит ее, и шов болит, и рука плохо поднимается, и волос теперь нет, как жить дальше?
Внезапно жалость сменила злость. Именно жить дальше, в любом состоянии, с тошнотой, лысиной и неработающей рукой! Я только теперь сообразила, что имел в виду доктор Грошев, предупреждая меня:
– У вас будет иное качество жизни.
Но ведь я не умерла, мои дети не плачут на могиле матери, нужно посмотреть на ситуацию иначе, не жалеть себя, а радоваться. Нечего завидовать здоровым людям!
– Не смотри на тех, кому лучше, гляди на тех, кому хуже, – говаривала Фася.
