– Моя жизнь была очень интересной, – рявкает бабуля, – всем молчать и слушать!
Не будет ли госпожа Донцова со своей мемуарной книгой походить на сию бабулю?
Эти или подобные мысли мучили издателей, но в конце концов биография упала на прилавки и была сметена за два дня. С тех пор книга допечатывается и допечатывается, я боюсь произнести вслух цифры суммарного тиража этого издания, потому что мне не поверят.
По Москве давно ходил невесть откуда взявшийся слух: автограф Донцовой приносит удачу. Меня часто останавливают на улицах и, протягивая разнообразные бумажки, просят: «Пожелайте, пожалуйста, удачи, счастья, любви, радости, денег, мужа...» Я старательно расписываюсь на книгах, визитных карточках, банкнотах, паспортах, учебниках, салфетках, говоря при этом лишь одно:
– Моя подпись на самом деле «работает», как волшебная палочка, но только в том случае, если вы хотите чего-то хорошего; допустим, устроиться на новую работу у вас не получится.
Но биография-то заканчивается моим автографом! И полетел новый слух: если иметь при себе эту книгу, тогда уж точно все будет хорошо.
В конце концов заваленный письмами по уши главный редактор решительно велел:
– Будем издавать книгу в новой редакции, а ты, Дарья, изволь дописать главу.
– Какую? – удивилась я.
– Если мемуарная литература через несколько лет после первого издания появляется в новом формате, автор дописывает пару страниц, рассказывает, что значимого случилось с ним за это время, – пояснило начальство.
Я в тот момент была погружена в новый детектив и совершенно не понимала, с какой стати Виола Тараканова решила поругаться с мужем. Поэтому я не имела ни малейшего желания отвлекаться от интересной работы и попыталась отбиться, сказав:
– Недавно я вновь наслаждалась автобиографией Агаты Кристи, великая детективщица ничего не переделывала для нового русского издания, на английском языке книга выглядит так же.
– Агата Кристи умерла, а ты жива, – мирно возразила мой любимый редактор.
Аргумент был железным. Вернувшись домой, я взяла стопку бумаги и призадумалась. Что же значительного случилось у меня за последнее время? Все, как у всех, хорошее вперемежку с плохим, радость и неприятности, веселье и грусть.
Десятого октября 2003 года, не дожив до четырех лет, умерла малютка Ада. Вот пишу эти строки, а слезы текут потоком. «Дюшечка, Адюсенька, Дюшес, Адидас, Адельфан, Адюся, Аделла... ну зачем ты меня бросила, а?» Да еще буквально через два месяца после смерти пуделихи Черри! Но Черричке-Черепетте исполнилось семнадцать лет, последний год она рассекала по дому в памперсах, практически слепая, миску ей приносили на диван и, естественно, прощали всяческие мелкие безобразия. Черри впала в детство, она стала грызть тапочки, мебель, мы понимали, что она скоро уйдет, но утешали себя мыслью, что Черричка прожила невероятно долгую, очень счастливую собачью жизнь. И умерла она легко, сначала от души поела обожаемый творог, потом пошла на диван, зарылась в подушки, заснула и не проснулась.
Но Адюше-то не исполнилось и четырех лет! Две недели мы с Александром Ивановичем, Аркадием и Машей, сменяя друг друга, сидели в Первомайском ветеринарном центре, расположенном на Сиреневом бульваре. Там лечатся все наши животные. Поверьте мне, в этой больнице работают первоклассные специалисты, но они не боги. Аду сначала вывели из сердечной недостаточности, я заликовала, но тут у мопсихи отказали почки, и она умерла на руках у Александра Ивановича. Муж мигом позвал реаниматолога, Дюшу снова вернули к жизни, но ей требовалось одно лекарство, которое можно было достать лишь в урологической больнице для людей, да и то по особому разрешению. Александр Иванович, оставив Аду на капельнице, вышел в коридор, стояла ночь, муж, несмотря на поздний час, начал обзванивать приятелей, и тут кто-то тронул его за плечо. Незнакомый мужчина, приехавший в Первомайский центр с занедужившей собакой, сказал:
– Я заведую реанимацией в урологической клинике.
Через час заветная ампула оказалась у ветеринаров, Аде сделали укол, и, когда я утром прибежала на дежурство, мопсиха выглядела вполне бодро. Обрадовавшись, я кинулась целовать ее, и тут Дюша снова умерла. Врачи сделали невозможное, они вновь оживили ее, меня впустили в комнату, где на каталке лежала собака, недвижимая, не реагирующая на мой голос, не желавшая пить и есть, но... живая!!!
Я сидела около Адюши двое суток, гладила ее по голове, говорила ласковые слова и всякий раз, когда кто-то из врачей появлялся на пороге, радостно говорила:
– Смотрите, у нее хвостик шевельнулся. – Или: – Дюшечка двигает лапкой!
Доктора отводили глаза, ставили передо мной стакан какао, вздыхали и уходили. В конце концов в комнату вошла главврач Ольга Дмитриевна.
– Дашенька, – осторожно сказала она, – Ада в коме, мы можем довольно долго поддерживать ее на уколах и капельницах, но разве это жизнь? Не мучайте собаку.
– Нет! – закричала я, выскочила в коридор и бросилась на шею своему шоферу Шурику.
Александр Иванович и Аркадий были на работе, Маша была в школе, Оксана стояла у операционного стола, Денис тосковал в институте, а от меня требовалось принять ужасное решение, но я не могла этого сделать.
Кто-то посадил меня на стул у кабинета, затем незнакомая женщина, одна из посетительниц клиники, налила из автомата какао и предложила:
– Выпейте.
Я хотела было схватить стакан, но тут появился Шурик, бледный, с синяками под глазами, в руках он держал Аду, завернутую в мой белый халат.
– Она умерла, – сказал шофер, – сама, очень тихо, без боли и мучений, просто заснула.
Потом, спустя пару лет после произошедших событий, я поняла, что шофер взял на себя принятие решения, избавил меня от ужасного выбора. Шура положил мне на колени останки Дюши, у меня закончились слезы.
– Даша, – прозвучал чей-то голос, – подпишите книжку!
Первый раз в своей жизни я не сумела взять ручку.
– Слышь, ты, – гаркнул кто-то из людей, сидевших со своими животными у кабинета, – пошла вон!
– Конечно, – завозмущался противный голосок, – все они крутые такие, с простыми людьми не общаются.
Дальнейшее я помню плохо. Шура повез тело Ады домой, ее предстояло похоронить на участке около нашего будущего дома, в одной могиле с Черри, а меня шмыгавший носом Аркашка доставил в аэропорт: писательница Дарья Донцова улетела во Франкфурт на ярмарку.
В самолете стюардесса спросила:
– Вам чай, кофе или какао?
– Только не какао, – закричала я так, что бортпроводница отступила в сторону, – никогда больше не притронусь к этому напитку, не смейте мне его предлагать! Немедленно несите спиртное.
Потом я напилась коньяку, мне было наплевать на мнение окружающих. Ярмарки не помню совершенно. Вроде пыталась улыбаться, «звездить» и корчить из себя великую литераторшу. Какое впечатление я произвела на немцев, не знаю, думаю, на сотрудников отеля – самое негативное, потому что ужинала коньяком, а завтракала транквилизаторами. Слава богу, ярмарка длилась неделю, и я вернулась домой.
