Наконец, когда жара стала уже невыносимой, а капли пота с носа священника катились градом, будто капала вода из не полностью закрытого крана, только что повенчанная пара вышла из церкви на солнечный свет.
Все гости последовали за ними.
– Брак – это воистину ад! – воскликнула Манон, выглядевшая так, будто ее только-только сняли с вертела.
Стоя перед гостями, Парзик подняла фату, поприветствовала мужа, а потом молодые отправились в обход по площади, сопровождаемые оркестром.
– Не правда ли, все выглядит великолепно? – спросила восхищенная Хетти.
Красочные навесы были натянуты среди лимонных деревьев, под ними расставили столы. Стулья были поставлены для молодоженов и важных гостей, остальные должны были сидеть на ковриках и подушках. Бабушка Ануш и еще несколько пожилых женщин заканчивали сервировать столы. Я заметил, как отец Грегори облизывался в предвкушении угощения. Я намеревался ускользнуть и пойти в больницу, но мой живот урчал, и я осознал, что проголодался.
Разносились манящие запахи еды, но никому не разрешалось притрагиваться к блюдам, пока Мераян не произнесет тост.
– За мою крестницу Парзик и ее мужа Вардана! – провозгласил он, подымая бокал. – Да встретите вы старость вдвоем!
Только когда я выпил, заметил жандармов на противоположной стороне площади. Это были не местные, не мои пациенты. В деревне располагался небольшой жандармский участок, из года в год там служили одни и те же люди, и мне стало любопытно, зачем здесь появилось такое количество новых жандармов?
Тут Мераян объявил начало пира, и все увидели кушанья: кебаб, плов, хумус, баба гануш
[21]
, буреки
[22]
. Также были блюда из анчоусов, приготовленных всеми мыслимыми способами.
Манон принесла вымоченного в ракии голубя, а мои дети приготовили лимонные пирожные, которые всем очень понравились.
Такого обилия еды жители деревни не видели уже много лет, и после празднования многим придется голодать несколько недель. Это был вопрос престижа – принести на стол хотя бы что-то, из небольших порций разных продуктов получалось какое-нибудь блюдо.
После того как подали еду отцу Грегору и молодым, гости принялись угощаться, набивая желудок, насколько это возможно. Я привык есть один, но с энтузиазмом принялся за кушанья, временами поглядывая на жену, которая была особенно красива в большой шляпе, украшенной розами.
Ануш
Ануш не хотелось танцевать. Она рассчитывала, что не останется на ту часть торжества, когда гости разбиваются на пары. Но когда музыкант, игравший на дудуке, выступил вперед и объявил тамзару
[23]
, Саси потянула Ануш за собой на танцевальную площадку. По толпе пронеслись восторженные возгласы. Только во время тамзары неженатые мужчины и женщины могли танцевать вместе, и именно этого момента ждал Хусик. По одну сторону Ануш стояли Саси, Хават и другие незамужние девушки, а по другую – Вардан, два мальчика из семейства Стюарт, Бедрос, работающий в больнице, и Хусик.
– Прекрати хмуриться, Ануш! – прошептала Саси. – Будет весело!
Бедрос застенчиво улыбнулся Ануш, Хусик сердито посмотрел на молодого врача, но Ануш проигнорировала их обоих.
– Правда, Саси! Я не хочу!
Саси схватила Ануш за одну руку, Хават за другую. Заиграли мелодию, и Хусик начал проталкиваться поближе к Ануш. Но его опередили!
– Тебе придется научить меня, – сказал капитан. – И должен предупредить: танцую я не очень хорошо.
Ануш от удивления раскрыла рот, на площадке воцарилась тишина. Музыканты перестали играть, Мераян вцепился в спинку стула. Лицо Парзик застыло, некоторые женщины начали креститься.
Ануш замерла на месте. Нарушало тишину лишь шуршание свадебного платья, раздуваемого ветром, да шум крыльев чаек, слетающихся к еде.
Наконец Ашен Налбадян взял дело в свои руки. Он вновь заиграл на дудуке, музыканты подхватили мелодию, и танцоры стали в круг. Ритм все время повторялся, и танцоры вновь и вновь брались за руки. При каждом ударе барабана они сгибали колени и затем выпрямлялись, наклонялись вперед и снова выпрямлялись, притопывая ногами и резко поворачиваясь на каблуках. Военный крепко держал Ануш, но она упорно отказывалась встречаться с ним взглядом.
Вообще никто ни на кого не смотрел, и казалось, лишь один капитан не замечал напряженности, которую он создал.
Он танцевал неуклюже, как осел, и дурачился, будто он один был на площади. Когда все наклонялись вперед, он откидывался назад, когда все сгибали колени, он выпрямлялся. Хават захихикала, когда капитан попытался повернуться и наткнулся на Саси, потом наступил на ноги танцорам, стоящим сзади. Все заулыбались. Его движения становились все нелепее. Все засмеялись, когда он попытался потянуть хоровод за собой то в одну, то в другую сторону. В конце концов он вышел из круга, выставив себя полнейшим невежей.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем музыка смолкла и танец закончился. Капитан поклонился, Ануш едва кивнула, и они разошлись в противоположные стороны, а музыканты уже заиграли следующий танец.
Этот танец должен был исполняться деревенскими девушками, но Ануш не хотела принимать в нем участия. Она ушла в тень, стала возле бабушки и попыталась прийти в себя после такого испытания.
Танцы были в самом разгаре, когда жандармы внезапно пришли в движение. В одно мгновение площадь оказалась заполнена ими. Они быстро приближались к празднующим. Рассредоточившись, жандармы взялись за ружья и подошли к столу, где сидели новобрачные. Начальник жандармов, невысокого роста рыжеволосый мужчина, указал на отца Вардана:
– Мислав Акинян! Именем Империи и Комитета Единения и прогресса
[24]
вы арестованы за государственную измену!
