– Слух распусти, и хорошо бы на торгу это сделать.
– Сделаю все, как велишь. Ну и здоров ты, однако, шею мне намял – чистый медведь.
– Зато похоже получилось.
Полина встретила его с укором:
– Утром ушел в церковь и пропал! Друзей встретил? – А сама принюхивается. – Пил?
– Трезвый я, – устало отмахнулся Андрей, – делом занимался.
Он разделся и прошел в трапезную.
– Авдотью позови.
– Обед остыл, сейчас она подогреет.
– Зови, потом обедать будем.
Андрей уже пришел в себя после ранения, слабость прошла, и чувствовал он себя относительно неплохо. Только живот в области ранения немного побаливал.
– Вот что, бабы! Мне для дела надо, чтобы в городе думали, будто я болен. Несколько дней на улицу выходить не буду. Слухи разные про меня Михаил по моей просьбе распускать будет – что вроде ранен я и едва ли не при смерти. Сами не верьте – вот я перед вами, живой. Но всем, кто спрашивать обо мне будет, слухи подтверждайте. Ясно ли?
Женщины дружно кивнули. Распоряжения Андрея были иногда чудными, странными, но всегда шли семье на пользу. Надо так надо, будем говорить.
Андрей поел с аппетитом – все-таки голоден был, с утра крошки хлебной во рту не держал. Все выспались, и Авдотья ушла с утра на торг за продуктами. Вернулась возбужденная:
– Ой, что на торгу бают! На Андрея вчера вроде разбойники напали, сам он при смерти лежит, и даже батюшка из церкви к нему приходил!
– А ты?
– Сказала, что животом мается, лежит. А про батюшку – брехня.
– Вот и молодец, так и впредь отвечай.
Немного позже пришла сердобольная соседка, принесла лечебных трав «от живота». К Андрею в комнату Полина ее не пустила, говорили они в трапезной, но Андрей разговор слышал, зажимая себе рот, чтобы не рассмеяться. Однако вечером он сунул себе под подушку пистолет. В нем один патрон, но стрелять он будет почти в упор и не промахнется. Подумав, рядом с пистолетом положил и нож без ножен.
– Полинушка, ты бы в комнате с Авдотьей спать легла. Если все пойдет, как я задумал, сегодня или завтра к нам в дом незваный ночной гость нагрянет.
– Тать? – испугалась Полина.
– Вроде того. Я ему нужен, не вы.
– Ой, боюсь я.
– Я здесь, в доме, буду – чего тебе бояться? Спи спокойно.
Впервые после свадьбы они спали в одной избе, но в разных комнатах. Вернее, спала Полина, Андрей же всю ночь глаз не смыкал, прислушиваясь к каждому шороху на улице. Лишь утром, когда забрезжил рассвет, напряжение спало. Значит, завтра.
Он придремал, слыша сквозь неглубокий сон, как встали женщины и как потом Авдотья сковородками и посудой на кухне громыхала, а Полина шикала на нее:
– Тише, безрукая, хозяин спит!
Потом Авдотья ушла на торг, и Андрей на некоторое время забылся.
Пробуждение было неприятным – убийца его переиграл. Ночью в чужой дом да без подготовки лезть рискованно – темно, не видно ничего. Домочадцы крик поднимут, соседи прибежать могут.
И убийца поступил проще. Когда Авдотья с покупками, держа в руках корзины с провизией, возвращалась с торга, он вошел за ней в калитку. Подстерег, рядом с воротами ожидаючи, изображая прохожего. Авдотья ругаться было с ним начала, да он ей нож к горлу приставил:
– Нишкни, не то, как куренка, зарежу! Хозяин где?
– В постели, спит.
У Авдотьи от страха подкашивались ноги, и за хозяина душа болела. День ведь, он спит, а тут этот с ножом. По виду не скажешь, что разбойник. И лицо не страшное, приятное даже – кабы не угрозы. Авдотья и хотела бы знак какой-нибудь Андрею подать, да на ум ничего не шло.
– Веди в дом, – приказал незнакомец.
Авдотья отворила дверь в избу и поставила в сенях тяжелые корзины. Незнакомец указал ей на дверь и прошептал:
– Отвори! Где опочивальня купца?
– Прямо. Ой, лишенько!
– Тс! – тать приложил к губам указательный палец.
Авдотья отворила дверь в трапезную, и следом за ней, за ее спиной, туда вошел убийца.
Андрей хоть и спал, но необычный звук услышал. Обычно Авдотья шумно входит, отдувается и сразу бежит на кухню. А сейчас, кроме ее шагов, другие были слышны, причем осторожные. И еще: едва слышно подковки на сапогах цокали. У Авдотьи железных набоек нет.
Андрей сразу вспомнил, что у убийцы, когда тот убегал, тоже подковки о дерево мостовой цокали. Едва слышно было, дерево – не бетон и не асфальт, но все-таки. Как-то выпал у него из памяти этот звук, не придал Андрей ему значения, а вот теперь выплыло.
От этого звука он проснулся сразу, и сердце заколотилось. А вдруг убийца не один? Даже не за себя испугался – за женщин. Но теперь уж и не изменить ничего.
Сунув руку под подушку, он достал пистолет и, зажав его в руке, спрятал под одеяло. Веки прикрыл, притворяясь спящим или больным – это уж кто как расценит.
Убийца таиться уже не стал, отбросил в сторону служанку, сделал три шага и возник на пороге комнаты.
Андрей открыл глаза – вроде только что очнулся.
– Узнал? – ласково улыбнулся ему убийца.
Лицо его было совсем не зверским, улыбка – доброй. Со стороны взглянуть – заботливый родственник пришел проведать больного.
– Узнал, – с трудом, имитируя слабость и немощность, ответил Андрей.
Убийца шагнул в комнату и по-хозяйски уселся на табурет. Андрей искоса посмотрел на его левую руку – в ней был зажат нож.
– Ошибочка вышла, недооценил я тебя. Живучий ты больно! Вот я и пришел исправить.
– Гад!
– Ну зачем так? У каждого своя работа. Я потом тихо уйду, женщин твоих не трону.
– Зачем? – почти прошептал Андрей.
– Не нравишься ты одному человеку.
– И ты мне.
– Это понятно.
– Кто?
Андрей разговаривал односложно, по-прежнему имитируя полный упадок сил и неспособность оказать сопротивление.
– Тебе какая разница?
Чего убийца время тянет? Или хочет увидеть страх в глазах Андрея? Осознать собственное превосходство, почувствовать себя почти равным богу, могущим отнять чужую жизнь?
– Сколько тебе заплатили?
Убийца как будто ждал этого вопроса:
– Два рубля серебром.
– Я больше дам, уйди с миром.
Но, видимо, убийцу его жертвы так просили уже.
– Сам заберу. Убью тебя и заберу.
– Как имя твое?
– Иваном-вятичем кличут.
