– Откуда, к чертям, мне про все про это знать? Я думала, что их так зовут, по краткому имени, Бен, чтоб название на упаковке уместилось. Я же использовала полное имя, Бенджамин, как положено, – объясняет Дженни и при этом продолжает вращать бедрами по гигантскому кругу, будто старается обруч хулахуп удержать на медленном движении.
Мы же все стоим вокруг и зырим на нее, пока она совершает свой странный совокупительный ритуал, чтобы выпихнуть Бенджаминовы шары. Это похоже на крушение поезда, от которого не оторвать глаз.
– Я никому и ни в коем разе не позволяю пользоваться туалетом в своем магазине. Никогда, – задыхаясь, выговаривает Лиз.
– О‑о‑о‑ой, по-моему, один выходит! – вскрикивает Дженни.
– Вот сейчас я тебя люблю на все сто! – говорит ей Дрю.
– По-моему, меня сейчас стошнит, – произносит Клэр и, быстро прикрывая ладонью рот, бегом устремляется к выходу.
19. Оп-па, опять я!
После того как я неделю чувствовала себя то скверно, то не очень, Картер заставил меня наведаться к врачу. Если не считать, что несколько раз меня тошнило, чувствовала я себя прекрасно. Понимаю: Картер делает много шуму из ничего. Однако безотносительно к этому, у своего врача, не считая ежегодных мазков Папаниколау, я не была с самого рождения Гэвина. По специальности он терапевт, а потому заодно еще и врач Гэвина. При том количестве времени, что я убила в его кабинете с сыном при всех его осмотрах, простудах, уколах, температурах, сыпях и всего остального на свете, у меня не было никакого желания являться туда без крайней необходимости. Я из тех людей, которые не ходят по врачам, если только кровь из глаз не пойдет или из задницы мартышки не полетят. Я так прикидываю, мое здоровье и благосостояние будут в полнейшем порядке, если я буду впитывать их в себя, заходя раз в пару месяцев в докторский кабинет вместе с сыном.
Когда я позвонила своему врачу и пожаловалась, что мой сожитель меня изводит, заставляя пройти осмотр, то вот дословно что он сказал: «Клэр, вам же известно, что вы – это не только ваше влагалище. Я записываю вас на завтра».
Как угодно. А что, если мое влагалище и есть лучшее во мне? Что вы на это скажете, доктор Елдак?
Признаюсь, всамделе я нашего доктора люблю. Никогда не видела его одетым ни во что иное, как в джинсы с тишоткой. Он ходит по земле и прост до крайности, и Гэвин любит его. Плюс: уж если и позволять какому-то мужику лапать себя раз в год за шахну, то пусть уж мне при этом будет спокойно, что он прежде не угощает меня ужином.
В данный момент я сижу на смотровой кушетке в премиленьком наряде из бумажной рубахи с открытым передом и бумажного одеяльца размером с газету, которое, как считается, вполне прикрывает мою задницу. В кабинете поддерживается целительная температура градусов в двенадцать, а я жду уже минут сорок пять. Нечего и говорить, в каком суперском настроении я пребываю, когда наконец-то показывается доктор Уильямс.
– Клэр, как вы себя чувствуете? – спрашивает он, заходя в комнату вместе со следующей за ним медсестрой.
– О, просто суперски! Вы что-то новое придумали с этими нарядами? Похоже, они теперь куда больше прикрывают, – говорю я язвительно.
– Ах, Клэр, вы всегда говорите сплошные приятности, – смеется врач, усаживаясь на свой небольшой стульчик на колесиках и просматривая мою историю болезни.
Сестра подходит ко мне, измеряет давление, проверяет пульс, сообщая данные доктору Уильямсу, чтоб тот их записал.
– Что ж, давление у вас хорошее, и жара у вас нет. Когда у вас была последняя менструация?
Я в уме отсчитываю недели назад, останавливаюсь, потом снова считаю.
– Как сказать… она была… помнится, был вторник, потому как в тот день мне товар доставили, и я уже за белый шоколад расписывалась, как вдруг судороги почувствовала, – бормочу я, стараясь не впадать в панику.
Одна, две, три, четыре, семь сносим, множим на восемь… ТВОЮ МАТЬ!
Бросаю взгляд на висящий на стене календарь. На этом месяце изображен черно-белый кот с глазами-блюдцами, который обеими лапками прикрывает рот, словно бы говоря: «Оп-па!»
От, чтоб тебя, глупый котяра! Ты так вылупился на меня, что я со счету сбиваюсь. Если б коты всамделе могли говорить: «Оп-па!», то делали б это, когда гадили ВОЗЛЕ своего лотка, а не в него.
Я таращилась на квадратики чисел на календаре, пока они не стали сливаться, то ли от рези в глазах, то ли от слез, поди знай.
– Во‑первых, давайте-ка вы сползете к краю кушетки, и мы вас осмотрим. Вам все равно в следующем месяце ежегодный осмотр проходить, так что мы могли бы и об этом позаботиться, – говорит доктор Уильямс, подкатывая в своем кресле ко мне поближе, в то время как сестра выдвигает из кушетки опоры и возится с хомутиками, чтоб пристегнуть к ним мои лодыжки.
Я ложусь на спину, поднимаю ноги вверх, а сестра тем временем подкатывает столик со всеми причиндалами для мазка Папаниколау, уже разложенными сверху.
Вот сейчас я была бы не против малости Дрюшкиного юмора, чтоб отвлечь свои мысли от происходящего. Что-нибудь вроде: «Как зачистка пиписки протекает?»
Крепко жмурю глаза, когда врач принимается за дело, залезая своими руками туда, куда до него добирался всего один мужчина.
– Нуте-с, вы новую «Холостячку»
[66]
смотрите? Там девица – вагон с рельсов! – смеясь, говорит доктор Уильямс.
– Э‑э…
– Видели, как она весь трейлерный парк на того парня накатила? Помахивая пальчиком и покачивая головкой? Из трейлерного парка можно девицу выбрать… – Доктор Уильямс вновь разражается смехом и умолкает, я слышу металлическое звяканье расширителя.
– Моей дочке нравится смотреть это глупое шоу, просто чтобы полюбоваться на прелестные платья, которые ей предстоит носить, – сообщает врач, продолжая заниматься своим делом у меня между ног.
Нет, всамделе, совершенно клево поговорить о телевизионном шоу и ВАШЕМ РЕБЕНКЕ, когда все ваши пальцы по уши увязли в моих делах. Как это получается, когда он дома? Неужто, когда сидит за обеденным столом, все в точности наоборот? «Так я рассказывал тебе про эту женщину сегодня? Она свои срамные заросли уж много дней не брила. Вот вагон с рельсов! Не передашь картошечку? Я ее пользую только потому, что у нее миленькая матка. Как у тебя с грамматикой, Синди Лу?»
Доктор Уильямс заканчивает докапываться до Китая, отъезжает на своем стульчике и, вставая, стягивает с рук резиновые перчатки.
Сестра берет меня за руку и помогает сесть. Я пытаюсь использовать бумажку-рубашку и бумажку-вместо-юбки, чтоб опять прикрыться, но, похоже, эти, едрена-печь, бумажки усохли. Плюю на них и просто изо всех сил стараюсь держать ноги вместе. Наверное, не подобает сверкать своими сокровищами перед доктором, когда осмотр уже закончен. Это все равно что отловить в бакалейной лавке своего дантиста и выставить ему напоказ свои зубы. Всему свое время и место.
