– Из жестокости, из любви к страданиям других – нет. Человек по законам нашего мира может быть наказан, – за насилие, за убийство, за подстрекание других к этому, за нарушение мира и спокойствия, но никогда пытками, никогда издевательствами. Быстрая смерть – вот что грозило даже вашему полукровке за самое страшное преступление, за убийство Правящего. И это мы – жестокие? Человечество заслужило то, что с ним случилось, и должно быть благодарно, что мы держим в узде вашу жестокость, вашу склонность к кровопролитию, напрасному, бессмысленному. Мы сделали вас лучше, отняв свободу.
– Нечего судить о всех людях по кучке озлобленных типов из вулкана! – кажется, лохматый просто больше не нашел ничего, что мог бы сказать в защиту своего народа.
– То есть я буду неправ, если скажу, что дай тебе волю, ты бы повесил меня на мачте и с наслаждением бы смотрел, как я умираю от жажды и голода? – насмешливо спросил Лектус. – И меня, и Анну – только за то, что мы родились в семьях Правящих. Только потому, что мы думаем не так, как ты. Твоя сестра была готова меня убить – и сделала бы это, если бы я не был к этому готов, – он посмотрел на помрачневшую Алексис. Ему показалось, или раскаяние все же мелькнуло в глазах дикой девчонки? – Люди так любят кого-нибудь ненавидеть и винить в своих бедах, что забывают иногда смотреть на себя. Вы не заслуживаете свободы, вы не заслуживаете этого мира, именно поэтому его у вас отняли.
– Лектус, ты тоже человек, – тихо произнесла Ксения, которая наблюдала за этой беседой со стороны, обхватив себя руками.
– И очень жалею об этом, – холодно ответил Принц и устремился прочь, вниз, чтобы переодеться.
– Ты думаешь, что он прав, да? – почти с вызовом спросил Джим, когда Алексис со вздохом пошла на нос корабля, где вместе с Ларом сидел ее дикий кот. Ксения чувствовала, что девушка растеряна и сбита с толку.
– Нет, – покачала головой Ксения, садясь на ящик, накрытый покрывалом. – Но ты забываешь, что я не такая, как Лектус, я только номинально дочь Правящего, меня не воспитывали для Посвящения, я человек. И я знаю, что люди умеют не только ненавидеть, но и любить. Правящие на это не способны.
– Холодные кровососы, – проворчал Джим, садясь рядом. – Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, – улыбнулась Ксения, глядя на подол своего платья, сшитого из лоскутного одеяла, найденного в трюме. – Истер старается держаться от меня подальше, а все остальные мало влияют на мое состояние.
– А я? – как обиженный ребенок, спросил Джеймс, и девушка рассмеялась. Иногда он действительно вел себя как ребенок, особенно сегодня. Большой, добрый ребенок, который не знал своей силы, силы своего большого сердца. Ему еще предстояло вырасти и стать мужчиной, но Ксения уже знала, каким он будет, и это знание заставляло ее сердце биться чаще.
– Знаешь, когда я была маленькой, я часто сидела одна в своей комнатке и дрожала, чувствуя, как срываются и уходят жизни людей, я так ярко каждый раз это ощущала. И тогда я закрывала глаза и представляла себе, что вижу звездное небо, темное небо, на котором светятся тысячи ярких прекрасных уникальных звезд И эти звезды мерцали и горели, пока ветер жизни не срывал их с небосвода – и они падали. Кто-то медленно, угасая, а кто-то стремительно, сверкнув в последний раз. Я протягивала к ним руки, чтобы поймать, – но это было невозможно. Я представляла, как гаснут эти звезды, я чувствовала это: их холод, их страх, ветер, срывавший их с небосвода, – Джеймс взял ее холодную ладонь в свою, и Ксения почувствовала жар его пальцев. – И тогда я представляла себе большое солнце, яркую красно-желтую звезду, за которую бы я могла спрятаться от этого ветра, в жаре которого бы я могла утонуть, раствориться. Солнце, которое бы меня защитило, чтобы, находясь рядом с ним, я могла не чувствовать, как звезды падают в вечность…
– Я могу быть твоим солнцем, – прошептал Джеймс, и Ксении казалось, что они вдвоем сейчас под огромным ночным небом, где мерцают звезды, и ей тепло и хорошо, потому что этот парень словно взял ее под свой купол счастья, добра и любви. Это было удивительное ощущение, которое она бы не смогла описать: словно она смогла почувствовать себя саму, обратить взор внутрь себя – и найти там счастье.
– Ты и так мое солнце, – с мягкой улыбкой проговорила девушка, погладив его по лицу. – И я благодарна брату за то, что он привел тебя на корабль.
– Меня купил Истер, – упрямо, как недовольный мальчишка, заметил Джеймс, и это снова вызвало у Ксении улыбку. Было ощущение, что он пустил ее в свое детство, в детство, которого у нее никогда не было.
– И Истеру я тоже благодарна. И не суди Лектуса строго, ведь он почти не знает людей.
– А ты знаешь? – он не отпускал руку Ксении, и девушка мягко накрыла его ладонь второй рукой. У него были загорелые большие руки с обгрызенными ногтями, занозами и царапинами, и это тоже было мило.
– Самое прекрасное, что есть в людях, – это их умение любить. Это… удивительное чувство, я вряд ли смогу тебе его описать, каким его вижу я. Это мерцающее движущееся тепло, даже жар, в который хочется погрузиться, которым хочется дышать. Люди умеют любить – и за одно это я бы подарила вам весь мир, все, что вы захотите. И из-за такой сильной любви другие чувства такие же сильные. Например, ненависть и боль. Это огромная тьма, которая поглощает человека, которая давит любовь, как в тех людях, что были в вулкане, – она содрогнулась от воспоминаний. – Но и там они не все были такими. Я знаю не так много людей, но уверена, что в большинстве своем между любовью и ненавистью человек выбирает любовь. Между злом и добром человек выбирает добро. Просто иногда он слишком слаб, чтобы сделать правильный выбор.
– Это все сложно, – Джеймс почесал затылок, еще сильнее взлохматив нестриженые волосы.
– Все на самом деле просто, очень просто. Вы живете на радуге, что возвышается над грозовыми тучами, но иногда из своей слабости прыгаете с нее – и не всегда в силах остановить падение во тьму.
– Если бы ты упала с радуги, я бы кинул тебе веревку и вытащил! – пообещал Джеймс, и Ксения снова рассмеялась.
– И в этом сила человека. А теперь давай поищем ножницы – и я попробую тебя постричь, – она поднялась, потянув его за руку.
– Зачем меня стричь? Я и так симпатичный!
– Никто этого не отрицает, но так ты похож больше на пирата, чем на примерного члена общества, а мы скоро приплывем на Песчаный остров. Ты, я уверена, откажешься остаться на корабле. Вдруг там будут приключения, а ты все пропустишь? – и Ксения снова рассмеялась.
– Земля! На горизонте земля! – закричала Алексис, подбегая к брату и Ксении. Она замерла, увидев, что они держатся за руки. – Мы приближаемся к острову…
– Беги к гному, скажи, чтобы останавливал свою шарманку, – скомандовал Джеймс, тут же становясь серьезнее. – Ксения, предупреди остальных, – а потом подмигнул ей:– И все-таки мне лучше ходить лохматым, – и он поспешил к Лару, который стоял на носу и смотрел на темное пятно, к которому они так долго стремились.
