– Не грусти, – прошептала Ксения, мягко сжимая его ладонь. – Ты жив, Алексис жива.
– Да, нам повезло. В отличие от десятков других людей, – проворчал Джеймс, обернувшись к стоявшему позади Лектусу, но тот ответил ему холодным взглядом. Бесчувственный пень!
– Я должен заплакать? – спросил Принц, приподняв бровь.
– А ты умеешь? – фыркнул Джеймс. Наверняка, если этот индюк решит пустить слезу, то она будет осколком льда, да и сердце у Принца, скорее всего, из замерзшей воды.
– Куда все спешат? – спросила Ксения, отвлекаясь от перепалки парней. Джеймс только сейчас заметил, что потоки людей стремятся в одном направлении: к центру деревни. Многие взволнованно шептались. – Что-то случилось.
– Давайте вернемся в замок, – сказал Лектус, и Джеймс в принципе не был удивлен: трус.
– Может, им нужна помощь, – он выпустил руку Ксении и поспешил за людьми, проталкиваясь сквозь толпу, все сильнее густевшую по мере приближения к месту событий. Были слышны плач ребенка и рыдания женщины, и Джим уверился, что действительно что-то случилось.
Он пробился во второй ряд зрителей и увидел место действия: на небольшой деревянной площадке стоял полный седой мужчина, на его руках надрывался младенец, совсем крошечный. Рядом, стоя на коленях и протягивая к младенцу руки, плакала навзрыд молодая женщина.
– Не надо, отдай, – сквозь рыдания повторяла она, – отдай.
– Ты нарушила закон, и знала, что понесешь наказание, – твердо ответил мужчина, державший младенца.
– Что случилось? – спросил Джеймс у рядом стоявших людей. Они странно посмотрели на чужака.
– Без разрешения Старосты в деревне нельзя заводить детей, это нарушение закона о регуляции численности населения, – шепотом проговорила пожилая женщина. – Ее ребенок не наделен квотой на рождение.
– Чем не наделен? – нахмурился Джеймс, то и дело переводя взгляд на плачущую женщину и смутно понимая, что произойдет дальше.
– Деревня перенаселена, и родить можно только тогда, когда кто-то покинет деревню или умрет, – пояснил другой стоящий рядом человек. – Староста не давал Маргарите разрешения завести ребенка, она скрыла от всех свое положение.
– Что будет с младенцем? Их выгонят из деревни?
– Нет. Если она хотела оставить ребенка, она должна была уйти из деревни до родов. Младенец, родившийся в деревне, является собственностью Старосты.
– Его отдадут кровососу?!
Многие обернулись к Джеймсу, но ему было плевать.
– Нет, Санче не вмешивается в наши внутренние дела. Ребенка утопят, как и всех, кто был до этого, таковы правила.
Джеймс с ужасом посмотрел сначала на говорившего, потом на младенца.
– И вы позволите?
– Это закон, – пожал плечами мужчина, – мы все его приняли, чтобы жить здесь, в безопасности.
– Нелюди, – прошептал кочевник. Тем временем, рыдания женщины становились все громче, а Староста (видимо, это был именно он) дал кому-то сигнал. Перед ними раскрыли мешок.
– Стойте! – не выдержал Джеймс, отталкивая стоявших рядом людей. Кажется, его кто-то пытался остановить, но парню было все равно. Он пробрался на открытую площадку и вырвал из чьих-то рук мешок, предназначенный для невинного ребенка. Джеймса трясло от негодования. – Вы с ума сошли?!
– Кто ты, и почему ты вмешиваешься в исполнение закона? – спросил Староста, нахмурившись. Говорили они громко, потому что ребенок надрывно кричал, явно отнятый у матери голодным и напуганным.
– Кто вы? – почти выплюнул парень, кидая прочь мешок. – И что вы собираетесь сделать с младенцем?
– Чужак, отойди. Закон непреложен для всех, и эта женщина его нарушила, – Староста кивнул на стоящую на коленях Маргариту с опухшими от слез глазами, скривленным в муке лицом.
– Отдай ребенка матери, – жестко произнес Джеймс. – Вы же люди, а не кровососы! Как вы можете так поступить с ребенком?!
– Вина полностью лежит на его матери, – громко сказал Староста, и люди в толпе закивали. – У нее был выбор: она должна была уйти из деревни, она знала, что с ним будет, если она останется и родит его здесь.
– Почему ты не ушла? – спросил женщину Джеймс, все время наблюдая за тем, чтобы Староста не вздумал утопить ребенка.
– Мне некуда идти, – выдавила Маргарита, с надеждой глядя на кочевника и продолжая протягивать к малышу руки. – Я надеялась…, что старый Дюк умрет, и мой ребенок получит право на жизнь.
– Но Дюк жив, – заметил Староста. – Возможно, он не доживет до конца дня, но пока он жив, и твоему ребенку нет места в деревне.
– Подождите до конца дня, в чем проблема?! – запротестовал Джеймс.
– Когда Дюк умрет, его место займет ребенок, рожденный в этот день, либо право на ребенка получит еще не беременная женщина. Остальные дети будут принесены в жертву богу озера, как и этот младенец.
– Стой! – Джеймс схватил Старосту за руки. – Отпустите ее! Отдайте ребенка и отпустите их!
– Нет. Она нарушила закон и понесет наказание, как все, мы не делаем исключений.
В толпе опять закивали, и Джеймс с ужасом, смешанным с отвращением, обвел их глазами.
– Да вы же хуже кровопийц, от которых тут скрываетесь! – Джеймс выхватил из рук Старосты младенца и всунул матери. – Беги! Беги в замок! Давай! – он ринулся в толпу, расчищая дорогу для вскочившей на ноги Маргариты. – Беги в замок!
Он начал отбиваться от людей, которые пытались схватить женщину, тумаки и удары сыпались со всех сторон, на него ругались, скручивали руки, но Джеймс умел уворачиваться, давал сдачи и думал только о том, чтобы женщина с младенцем вырвалась на пустые улицы и смогла убежать.
– Идиот! – услышал он сбоку и узнал голос: рядом появился Лектус, который разбрасывал в стороны людей, тоже ловко орудуя руками. На лице его было презрение, Принц тяжело дышал, расталкивая людей.
– Где Ксения? – заорал Джеймс, пытаясь вырваться из хвата двух мужиков и чувствуя, как его бьют по ногам. Если упасть – растопчут.
– Ты идиот?! – заорал Лектус, отличным ударом справа отправляя в нокаут тщедушного парня. – Бежим! – он подтолкнул Джеймса вперед, прикрывая отход.
Разъяренная толпа, лишенная зрелища и удовлетворения, считавшая, что закон нарушен, не собиралась сдаваться: было слышно, как позади стучат десятки бегущих ног.
Джеймс на бегу стирал кровь с лица, ему казалось, что правое предплечье жжет огнем, перед глазами мелькали темные пятна. Если бы не бледная рука, что вцепилась в его рубашку и тянула вперед, он бы давно остановился или заблудился в сплетении дорог.
Толпа их нагоняла: крики и звук шагов приближались, но и лестница, ведущая к замку, тоже. Джеймс с облегчением заметил, что по ней вверх, иногда оглядываясь, бегут женщина с ребенком и Ксения.
