По адресу, оставленному Марией Александровной Фридман, проживал не кто иной, как Василий Гаврилович Подрядов, директор фирмы «Уралстройсервис». По информации, полученной от соседей, жил он один, уже много лет находясь в разводе с женой. Изредка его навещала дочь Даша. Она не замужем, работает в благотворительном фонде. Живёт с матерью в «Дворянском гнезде», как в народе называли элитную коттеджную застройку на окраине города, там у них великолепный особняк, оставленный Подрядовым жене после развода.
Наблюдение за мастерской и вовсе не дало результатов. За две недели её посетил всего один человек, сдавший на реставрацию дореволюционную семейную фотографию.
– Странное дело. – Полковник снова и снова анализировал имеющиеся сведения. – Подрядов – известный в городе человек. Выяснить, кто у него дочь и чем она занимается, труда нам бы не составило. Но тогда почему тот, кто сдавал на реставрацию иконы, оставил адрес именно Василия Гавриловича?
– А может, это просто случайность, в мастерской напутали при регистрации? – предположил лейтенант Синельников.
– Может быть, Николай, всё может быть, – задумался Игнатов над доводом молодого, но весьма смышлёного, хваткого следователя. – Олег, – полковник обратился к капитану Дроздову, – с этим адресом надо продолжить работу. Внимательно и осторожно!
– Завтра же всё выясню, Дмитрий Петрович.
– Любо! Только имей в виду, капитан: чтобы на Подрядова не пало ни тени подозрения. Это кристально чистый человек, я его давно знаю.
– Надо бы ещё помощника реставратора проверить, Прыща, – вступил в разговор Жаров. – Прошлый раз его не было на месте. Да это и к лучшему, нас с Михаилом не видел – значит, не знает.
– Вот вы им и займитесь вместе с Кротовым, – охотно поддержал капитана Игнатов. – Мало, мало пока у нас информации, мужики. О прямых уликах я даже и не говорю. А они нам нужны! Вот как нужны…
После совещания у полковника Жаров не спешил домой. Он ещё долго сидел в своём кабинете, не включая свет. Полностью открыв фрамугу единственного окна, он с интересом наблюдал за крупными снежинками, залетающими на подоконник и даже дальше, вглубь комнаты. Подсвеченные праздничной иллюминацией, они сами казались волшебными фонариками с исходящими от них разноцветными игривыми лучиками.
Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась физиономия никогда не унывающего Кротова.
– Ты чего в темноте сидишь, экономистом заделался, что ли?
– Заходи. Или ты темноты боишься, что ли? – в тон другу ответил Жаров.
Щёлкнув выключателем, Кротов с ходу закрыл окно, снял куртку и уселся за приставной стол светлой полировки.
– Не люблю холод, особенно сквозняки, – поёживаясь, заявил он Жарову, как будто тот за много лет совместной работы не привык к этой особенности майора. – Ну и чего ты здесь надумал?
– Да всё клиент реставратора из головы не выходит. Как зацепить его, ума не приложу. Сомневаюсь я, что он снова появится в мастерской. Вот теперь ищи-свищи его. И к Прыщу этому надо осторожно подбираться. Кто его знает, что он за человек? Исключать ничего нельзя, как нас учит мой тесть.
– Ты, Саня, предупредил художника, чтобы он никому не рассказывал о нашем визите в мастерскую?
– Нет. Да он и сам, наверное, понимает.
– И всё-таки ты ему позвони. А ещё попроси, чтобы он завтра или когда там этот самый Прыщ выходит из отгулов, оставался дома. У меня созрел планчик на эту тему. Может быть, не слишком оригинальный, но всё же…
Жаров с интересом посмотрел на Кротова.
– Выкладывай, Миша, не томи и не прибедняйся. Знаю, ерундой торговать не будешь. Давай, колись!
– Всё очень просто, Саня, потому что гениально, – в смеющихся глазах Кротова запрыгали хитринки. – У моих стариков есть одна иконка, осталась после бабушки. К позору своему, я даже не знаю, как она называется. Но это частности. На вид икона старая. Есть смысл показать её реставратору. Уловил?
– Дальше!
– Заявляемся мы с тобой в мастерскую господина Кузнецова. Но его, к нашему великому сожалению, не оказывается на месте. Что делать? Приходится общаться с его помощником – господином Прыщом. Он берёт иконку в руки, крутит-вертит её, прикидывает, на сколько рубликов можно надуть представших перед ним лохов. Называет цену. Мы опечалены и берём тайм-аут на раздумья. Иконку тоже забираем, осторожно укладывая её в пакет вместе с «пальчиками» господина Прыща. Рассыпаемся в благодарностях, раскланиваемся – и бегом к нашему непревзойдённому криминалисту Лёвушке…
– Понятно. Я твой планчик утверждаю. – Жаров обожал ум и артистичность друга. – Скромно, но мило. Слушай, Миша, а какие-нибудь результаты по святопольной иконе у нас есть?
– Той, что старовер привёз в Сосновку?
– Да, по ней.
– Есть, конечно, но не у нас. Лёва нашептал мне, что своё заключение он на следующий же день отдал Игнатову. А тот почему-то молчит. Забыл, поди…
– Ну ты и скажешь! Наш Дмитрий Петрович на память крепок. Скорее всего, ничего достойного внимания в этом заключении не оказалось. Но всё-таки спросить надо. Мне самому интересно посмотреть, что там и как получилось.
– Так сам и спроси, какие твои годы! – Кротов стал натягивать куртку, собираясь уходить.
– Подожди, я тоже домой. Хватит на сегодня, голова уже не работает.
– Да ну? Значит, ещё работает, если все же домой собрался. А то я знаю одного следака, вот так же, как ты, всё думал-думал, а потом вдруг взял да и спрыгнул с катушек. Сейчас, говорят, в психушке санитаров выслеживает и ловит… Чего только не случается от перераздумий, Саня. Имей в виду.
– Спасибо, друг, утешил, – ничуть не обиделся Жаров. – Ты лучше всех умеешь это делать…
– Чем богаты, тем и рады, – оставил за собой последнее слово майор.
…Приставленный следить за реставрационной мастерской лейтенант Синельников увлечённо разговаривал с каким-то, видимо, знакомым парнем и никак внешне не отреагировал на появившихся в поле его зрения Кротова и Жарова. В руках Кротова был небольшой свёрток.
Мастерская встретила ранних посетителей интригующим полумраком и тишиной. У стола за невысоким барьером стоял молодой человек и разглядывал в свете оригинально оформленной люминесцентной лампы фотографии, выложенные в два ряда. Одной рукой он опирался о спинку стула, а второй в раздумье потирал подбородок. Это был тот самый Прыщ, помощник художника Кузнецова. Невзрачный, белобрысый, с большой неприятной бородавкой на кончике носа, но в добротном чёрном костюме, при «бабочке» на ослепительно белой рубашке, он вызывал смешанное чувство. Выражение скуластого, чисто выбритого лица и настороженное поблёскивание широко расставленных тёмных глаз выдавали внутреннюю нервозность, прикрываемую сдержанной улыбкой.
– Здравствуйте, господа! К вашим услугам Анатолий Георгиевич Панин, помощник реставратора. Хозяин сегодня занят налоговыми вопросами, но, возможно, я сумею вам заменить его.
