Венька любил петь под собственный аккомпанемент на полуразбитой, практически не настраиваемой гитаре. В его репертуаре были в основном лагерные и кабацкие песни, которыми он зарабатывал деньги для своих прежних хозяев, часами простаивая в подземном переходе с коробкой для подаяний. Но отец Пётр заметил, что эти песни тяготили Веньку как воспоминание о горьком прошлом. Он пел их всё реже и реже, в конце концов оставив для приютских слушателей лишь несколько шуточных бардовских песен.
– Здрасте, – как всегда, немного смущаясь, поздоровался Венька. – Типа это, поговорить бы надо, батюшка.
– Здравствуй, Венечка, проходи, – приветливо пригласила Марина.
– Привет, дружище! Проходи, поговорим. Почему бы нам и не поговорить? – поддержал матушку отец Пётр. – Чаю хочешь?
– Нет, спасибо. Я типа уже поужинал.
– Тогда садись и рассказывай, что у тебя стряслось.
Усевшись у незашторенного окна, отец Пётр и Венька пристально посмотрели друг на друга.
– Батюшка, научите меня играть на гитаре, – неожиданно выпалил Венька.
– Ты же умеешь!
– Нет, по-настоящему. Чё я умею? Ни фига не умею! Пять аккордов, блин, под соплежуйство
[59]
, и всё…
– Ну, Венька, ты такие словеса выдаёшь, что из них впору составлять пособие, как не надо говорить, – рассмеялся отец Пётр. – Зачем тебе все эти «типа», «фиги» с «блинами». Это же понты обезьяньи, один выпенд… Господи, прости меня грешного, и я туда же!
Венька, не сдержавшись, покатился со смеху, а Марина, убиравшая со стола посуду после ужина, укоризненно покачала головой.
– Ладно, ладно, хохотун, – сам едва сдерживая смех, урезонил Веньку отец Пётр. – С вашим братом и не до того договоришься. Да, что касается гитары… Ведь я, Веня, тоже не большой мастак играть. Так, для себя только иногда перебираю струны. Ни рок, ни джаз мне не по зубам. Послушать хорошую музыку – это другое дело. Это мы с матушкой любим на досуге. А играть – нет, даже и не пытаюсь.
– Жалко, блин… – Венька виновато прикрыл рот ладонью и смущённо взглянул на отца Петра.
– Говори, говори, Веня, не стесняйся. Дурная привычка потому и называется дурной, что враз от неё не избавишься. Но стараться надо. Ты старайся…
Добродушный тон отца Петра подбодрил Веньку, и он спокойно, уверенно продолжил:
– В городе хотят провести большой фестиваль-конкурс любительских рок-групп. Точно не знаю когда, но вроде бы осенью. Вот бы поучаствовать! Я думал, мы чё-нибудь путяшное ти… сможем подготовить до осени. А так…
– Дело хорошее, Веня, но здесь я тебе вряд ли чем смогу помочь. Написать тексты – это мы с Максимом Ивановичем, пожалуй, осилим. Пару гитар более-менее хороших раздобыть – тоже можно попытаться. Но нужен лидер, ведь любая рок-группа держится на лидере. Ты и сам, я думаю, годишься для лидера, вот только кто бы поднатаскал тебя. Это уже сложнее… А вообще, знаешь что, дружище, не отчаивайся. У нас всё лето впереди. Бог даст, что-нибудь и придумаем.
Венька ушёл невесёлый. Отец Пётр, задумавшись, ещё долго стоял у окна, пока Марина не отвлекла его своими разговорами.
Глава 14. Снова Глорин
Полковник Игнатов был вне себя. Таким его подчинённые никогда не видели. Собравшиеся в кабинете оперативники не поднимали голов. Все понимали, что с уходом из-под наблюдения Глорина операция «Антиквар» зашла в тупик, и состояние начальника отдела было вполне объяснимо.
– Хотите ещё сюрприз? – Полковник достал из папки на столе бумагу и потряс ею в воздухе. – Вот только что полученная сводка ГИБДД. На сто шестом километре Уфимского тракта, а это, к вашему сведению, поворот на Сосновку, в результате дорожно-транспортного происшествия сгорел автомобиль. И чей вы думаете? Вот, пожалуйста, так… модель… номер… «принадлежащий Евгению Савельевичу Кожину». Нашему Кнуту! Твоему Кнуту, лейтенант. – Игнатов выразительно посмотрел на Синельникова. – Где он сейчас, ты знаешь?
– Уехал в воскресенье утром, как обычно, – смущённо ответил Николай. – Больше дома не появлялся. Жена с матерью не беспокоятся, говорят, что такое с ним было уже не раз.
– На месте происшествия ни обгоревшего трупа, никаких личных вещей водителя не обнаружено. Как это объяснить, по-вашему?
– Объяснений здесь может быть несколько, – заговорил Жаров. – И одно из них: водитель выскочил из машины на ходу. А причину этого он может объяснить только сам…
– Вот именно – сам! Где бы его взять самого. Это тебе не мальчишка-автолюбитель. Это вор-рецидивист!
– У меня ещё одна неприятная информация, Дмитрий Петрович…
– Вали, Саша, вали до кучи. Если бы у кого из вас появилась приятная информация, я бы удивился. А так что ж… Давай, докладывай. – Полковник расстегнул китель и нервно закурил.
– Пропали Кузнецовы, реставратор с женой. – Жаров почувствовал, как четыре пары немигающих глаз вдавили его в стул, на котором он сидел. – Звонил его сын, сказал, что мобильники родителей не отвечают и сами они ни разу ему не позвонили. Он очень взволнован. Надо что-то делать, Дмитрий Петрович.
– Когда уехали Кузнецовы? – спросил полковник, первым пришедший в себя от такого известия.
– В воскресенье утром. По словам Глеба, они должны были сначала завернуть в Сосновку за благословением отца Константина. Он их старый друг. А потом по своему маршруту на Кавказ, автостопом. Больше парень ничего сказать не мог. Просит помощи.
– Да, мужики, дожили мы с вами до весёлых дней. Доработались! – Игнатов снова начал распаляться. – Час от часу не легче…
– Прорвёмся, товарищ полковник, – обнадёжил начальника Жаров. – Вы только не переживайте. И не такие дела были, да раскручивали же.
– Мне голову скоро открутят с вашим раскручиванием, – уже спокойнее сказал Игнатов. – Короче, так. От младшего Кузнецова должно поступить к нам официальное заявление о пропаже родителей. Завтра объявим всероссийский розыск. Это, Миша, бери на себя ты. Николай, срочно возвращайся в Марьино и живи там как ни в чём не бывало. Прыща трогать пока не будем, но глаз с него не спускать. Понял, капитан Дроздов? А ты, Жаров, поезжай в Сосновку и переговори там с участковым. Может, он видел эту машину? Кто в ней был, к кому они приезжали, ну и всё такое прочее…
Проводив подчинённых, полковник Игнатов усилием воли подавил в себе остатки недавнего эмоционального всплеска и попытался привести в стройную систему все имеющиеся факты, полученные в ходе операции «Антиквар». Однако, как он ни старался, кроме Глорина и Кнута других фигурантов в деле всё ещё не прослеживалось. А теперь и они исчезли из поля зрения оперативников. Оставался Прыщ, но на него больших надежд Игнатов не возлагал. Где выход? Дело закрыть не дадут, это ясно. Да и в своей беспомощности полковник расписываться не привык. Ни разу ещё не зависали на нём «глухари», потому и доверили ему возглавить такой сложный отдел. Что же делать? Что?
