– Ты была в церкви?
Василия Гавриловича ошеломила эта новость. Напряжённые отношения с женой вот уже более десяти лет так и не смогли наложить свой неприглядный отпечаток на его супружеские чувства к ней. Между тем Серафима Прокопьевна давно осознала свою неправоту в злополучной истории с престарелым отцом Подрядова и только из-за непреклонности своего характера не могла признаться в этом мужу. При случае она всячески старалась показать благосклонность к нему, и Василий Гаврилович понимал это. Будучи человеком глубоко верующим, он никогда не держал зла на Серафиму Прокопьевну, но и не форсировал события. Примирение двух любящих сердец, по его твёрдому убеждению, должно произойти естественным путём, само по себе, в предначертанный Богом срок. И вот этот срок настал.
– Была, Вася… Я всё поняла! Только слишком поздно вспомнила о Боге. – Подрядова опустила погрустневшие глаза.
Пока Василий Гаврилович разжёвывал просвиру, запивая её святой водой, Серафима Прокопьевна подошла к окну и, отдёрнув штору, обеими руками оперлась о подоконник.
– Фимушка, ты у меня молодец… Спасибо тебе. – Василий Гаврилович подошёл и обнял жену за плечи.
Они долго стояли у окна, думая каждый о своём, а вернее сказать, об одном и том же. Господь пресёк неправедные поступки дочери, дал ей срок одуматься, а их вновь свёл воедино, чтобы они могли пережить новое испытание гораздо достойнее прежнего.
Глава 32. Заключительный аккорд
Две недели рядом с родителями пролетели для Глеба незаметно. Счастье, вернувшееся в дом Кузнецовых, было безгранично. Жизнь быстро вошла в прежнюю колею, и Павел Николаевич с женой снова заговорили о хипповском путешествии автостопом следующей весной. Шведов лишь снисходительно улыбался и молча крутил пальцем у виска, когда слышал об этом. Кузнецовы на него не обижались, тем более что их дружеские отношения в скором времени обещали перерасти в родственные: Глеб с Татьяной объявили о своём решении пожениться.
– А что? После Крещения и отгуляем! – восторженно хлопнул в ладоши Шведов. Он подошёл к Павлу Николаевичу и крепко обнял его за плечи. – Так, что ли, сват?
Вера с молчаливой улыбкой только развела руками, а Кузнецов, пристально посмотрев в глаза Сергею Михайловичу, с не меньшей радостью ответил:
– Да я и не против… сват!
Неприятный осадок оставило состоявшееся на днях заседание областного суда, справедливо расставившего все точки над «i» в успешно завершённой операции «Антиквар». Кузнецовым было тяжело не только и, пожалуй, не столько от невольно вспомнившейся бесчеловечной каверзе бандитов, едва не лишивших их жизни. От Шведова они узнали все детали дела, и их разбирала обида за убитых стариков-староверов, за доведённого до инфаркта Василия Гавриловича Подрядова, за оскорблённую преступной деятельностью мужа Наталью Александровну Кувайцеву. Сочувствие у них вызывал даже Прыщ, которого Павел Николаевич решил оставить при мастерской и через благотворительный фонд «Перспектива» помочь ему с лечением дочери. Радовало только судебное решение по поводу Кожина-Кнута – три года условно. Этому человеку Кузнецовы были обязаны жизнью. Встретиться и познакомиться с ним хотелось уже давно, мешало лишь содержание Кожина под стражей до суда. Наконец это препятствие было снято!
Встреча Кузнецовых со своим спасителем состоялась через день после оглашения приговора. Сергей Михайлович Шведов, став с некоторых пор другом Репнина и своим человеком в следственном отделе, без труда узнал адрес Кожина. Пригласили на встречу и Тимофея Кузьмича как старого знакомого Кнута – не отказал. Поехали под вечер, без предупреждения, как в своё время нагрянули к отцу Константину. Накупили продуктов, не забыв про пельмени, выбрали бутылку добротного вина… Сыну Кнута единогласно решили подарить велосипед.
На стук в ворота вышел сам Евгений. Увидев Репнина, он замер.
– Реп… Кузьмич?
– Привет, Женя! – не замечая тревоги Кнута, непринуждённо проговорил Репнин. – Гостей не ждал?
– Каких гостей, Кузьмич? Прикалываешься, что ли? Заходи, если дело какое…
И тут Кожин заметил стоящих в нескольких шагах от ворот людей с пакетами и какой-то большой упаковкой. Присмотревшись, узнал Кузнецовых. Осунувшееся за время нахождения в изоляторе лицо его озарилось природным радушием.
– Что же вы стоите, как на стрёме? – Бок Кнута почувствовал локоть Репнина, но это было излишним. Он и сам уже попрекнул себя за неуместное словцо. – Прошу прощения, гости дорогие, проходите в дом. Кузьмич, забирай народ, я побегу предупрежу своих.
В натопленной избе Кожиных было тепло и уютно. Теснота за небольшим столом, накрытым клеёнкой с уже стёртым местами рисунком, никого не обидела. Шведову, успевшему сделать несколько фотоснимков, удалось вовлечь в общий разговор даже замкнутую, на первый взгляд, жену Кнута – Наталью. Она оказалась замечательной собеседницей, особенно на любимую тему Веры Кузнецовой об особенностях вышивания белой гладью с настилом.
В самый разгар встречи растроганный вниманием гостей Кожин незаметно юркнул в сени и вернулся с постояльцами, недавно обосновавшимися в притычке.
– Знакомьтесь, дорогие гости, – Кнут подтолкнул молодых людей к столу, – мой лучший друг и мент по совместительству лейтенант… пардон, уже старший лейтенант Николай Синельников. А это с позавчерашнего дня его жена – Машенька Фридман… пардон, Синельникова.
Под дружный смех и аплодисменты компания с радостью приняла пополнение. Но аплодисменты раздались ещё громче, когда вчерашняя горничная Подрядовых Мария подошла к Глебу и крепко поцеловала его в щёку.
– Прости меня, Глеб… Я тогда не знала, зачем меня посылала хозяйка в Сосновку. А ты молодец, не продался… Таких парней сейчас мало. Разве что ещё мой Коленька. – Маша нежно посмотрела на Синельникова и вернулась к нему.
Хорошо зная, что имела в виду Мария, все на мгновение примолкли. Но, не желая отдаваться неприятным воспоминаниям, вся компания выслушала как добрый анекдот рассказ Кнута о его первом знакомстве со «студентом» Николаем Синельниковым, в котором не узнать мента бывшему зэку было бы непростительно.
– Это, Кузьмич, тебе смена. Уважительный следак, как и ты. Человечный… Слава Богу за вас. – Кожин встал и перекрестился на подаренную отцом Константином иконку Анастасии Узорешительницы, приставленную к старинному латунному подсвечнику на комоде.
Засиделись гости допоздна. Расходиться не хотелось, но и честь надо знать. Договорились в ближайшее воскресенье проведать сообща старую Фатинью и её родственников, вернувших к жизни и Кузнецовых, и Кожина.
Через день Глеб уехал в Сосновку – надо было приступать к работе. Всё ещё лежавший в больнице Подрядов назначил его начальником сосновского строительного управления вместо осуждённого на восемнадцать лет Кувайцева. Василия Гавриловича не смутили ни молодость Глеба, ни отсутствие у него опыта работы. Подрядов руководствовался двумя критериями – порядочностью человека и его искренним стремлением утвердиться на пути, ведущем к Богу. Всё остальное со временем приложится, благо первый разговор с Глебом, когда тот не отказался работать на стройке даже подручным каменщика, Василий Гаврилович не забыл.
