Зоя неожиданно стала любезной.
– Витя супермен, вот меня и клинит. Согласись, он хорош собой!
– Необычайно, – быстро соврала я, – но я давно замужем и не покушаюсь на чужие сокровища. Где Антонюк? Куда они перебрались на время ремонта?
Зоя сложила руки на груди.
– А ты кто?
Я заулыбалась во весь рот.
– Представляю фирму «Колсин». Мы подарили Антонине инвалидную коляску, ей необходима профилактика. Девочка не отвечает на наши имейлы, пришлось…
– Руфина умерла, – перебила меня Зоя, – инсульт у нее случился, положили, правда, в больницу, но она там долго не продержалась, квартира мне досталась, я племянница бабки, дочь ее младшей сестры.
Я кивнула, а Зоя неожиданно принялась излагать историю своей семьи:
– Мама мне свою фамилию дала потому, что в их семье было принято свою девичью фамилию оставлять. Когда я замуж собралась, мать прямо вынудила меня Антонюк остаться, говорила, что я обязана фамилию сохранить. Витя с будущей тещей спорить не стал, муж у меня не вредный, вот я по паспорту и Антонюк. Мама моя…
Я решила прервать лавину пустой информации и задала вопрос:
– А почему старушка не оставила жилплощадь внучке?
– Тонька инвалид, убогая, – пожала плечами Зоя, то ли забыв, что перед ней стоит человек на костылях, то ли решив не обращать внимания на такую мелочь, как обида хромой женщины. – Коляску вы ей суперскую сделали. Весь двор офигевал! По лестнице шагала, везде пролезала. Но все равно одной Тоньке было не прожить, и Руфина меня попросила: «Пригляди за девочкой, у вас с мужем комната в коммуналке, продай ее и мое жилье загони, купите двушку. Живите вместе с Тоней, она очень хорошая, упорная, непременно добьется успеха и вас отблагодарит».
– Понятно, – кивнула я, – а где сейчас Тоня?
Зоя вздернула подбородок.
– Пропала.
Я сделала шаг назад.
– Куда?
Зоя подняла уголок рта.
– Не знаю. Уехала и не вернулась.
У меня закружилась голова.
– Не дадите попить?
– Воды не жалко, – ответила хозяйка, – ковыляй в кухню, кран там.
В пятиметровом пространстве обнаружился пластиковый стол и две табуретки, прикрытые газетами.
– Садись, – равнодушно предложила Зоя и наполнила кружку водой прямо из водопровода.
Я перевела дух и замерла от удивления: на столешнице, среди груды хлама, лежала белая коробка, на которой ярко-синим шрифтом было написано «Адапвенон».
– Руфину я похоронила, – забубнила Зоя, – упокоила по правилам, хоть и дорого, но не пожалела сбережений. Бабка такая странная! Пожилые люди собирают деньги, чтобы их в последний путь достойно проводили, а наша старуха не побеспокоилась, даже одежду не приготовила, я все покупала: белье, платье, чулки, платок, тапки. Недешево вышло.
– Вы молодец, – похвалила я Зою.
– Конечно, – кивнула та, – не всякая и к родной матери так отнесется.
– Что же случилось с Тоней? – спросила я.
Хозяйка села на вторую табуретку.
– Понятия не имею. Утром уехала в школу, а домой я ее не дождалась.
– Ужасно! – воскликнула я. – Представляю, как вы переживали.
Зоя забегала глазами из стороны в сторону.
– Очень, – фальшиво ответила она, – обрыдалась вся.
– Наверно, подали заявление в милицию? – наседала я.
– Конечно, – закивала Зоя, – но только нашу девочку не нашли. Сказали, в Москве криминальная обстановка, люди часто пропадают.
– Давно ремонт делаете? – спросила я.
– Не очень, – пояснила Зоя, – мусор еще весь не вытащили, комнату освободили, страх сколько ерунды нашли, я сейчас кухню выгребаю, вон, на столе хлама куча.
– После смерти Руфины вы здесь жили? – не успокаивалась я.
– Ну не в коммуналке же нам ютиться! – заявила Зоя.
– А стены сразу обновить после кончины бабушки не решились? – протянула я.
Зоя скривилась.
– Антонина с дурным характером оказалась. Я с ней раньше особо-то не общалась, ну, там, день рождения, Пасха, когда люди с родственниками за один стол садятся. У Руфины никого, кроме нас с Витей, не было, поэтому праздничные даты в тесной компании отмечали. Я не очень люблю на жратву тратиться, но тетка настаивала на праздниках, говорила, они укрепляют семью, сама все готовила. Я не спорила, охота ей у плиты скакать – не возражаю. Тоня нас приветливо встречала, улыбалась-целовала. Я думала, у нас с ней контакт, проблем не будет.
Но после похорон бабушки Тоня кардинально изменилась. Засела дома, стала пропускать школу, оборвала связь с подругами, отказывалась встречаться с ними. День-деньской она тосковала у старенького пианино и извлекала из него такие мелодии, что у Зои с Витей принимались ныть зубы. Один раз Виктор не выдержал и велел:
– Перестань над инструментом издеваться!
– Я сочиняю реквием по бабушке, – ответила Тоня и продолжила музыкальные занятия.
За месяц, прошедший после кончины Руфины, Зоя сто раз успела пожалеть об обещании, данном тетке. Оставалось лишь надеяться на то, что Антонина утешится и начнет вести нормальный образ жизни: как говорится, время лечит.
Но в отношении девочки народная мудрость не сработала. День ото дня Тоне делалось хуже.
– Вы что, пытались лечить ее от депрессии? – спросила я. – Вон там, на столе, упаковка из-под лекарства. Его принимала одна моя подруга после того, как ее муж разорился.
Зоя покосилась на коробочку с надписью «Адапвенон».
– Ага. Витька врача привел. Реально забеспокоился. Тонька слегла лицом к стене…
– О ком я забеспокоился? – спросил муж, входя в кухню.
– Мы про Тоньку говорим, – ответила Зоя.
– Достала она нас! – покачал головой Виктор. – Съела до печени! Сначала по клавишам блямкала, потом выть начала.
– Все нервы издергала, – призналась Зоя. – С работы возвращаться не хотелось. Да куда нам деваться было? Мы свою комнату продали, деньги в банк под хороший процент положили, нам год подождать, обнулить счет, и можно трешку купить, если эту продать плюс наши бабки.
– Попали мы в историю, – пробормотал Витя, – в одной комнате с Тонькой находиться ваще невозможно было. Либо она лежит носом в ковер, либо сидит, слезы по щекам текут. Уйдем на службу, вернемся, девчонка в той же позе. Потом она пианино разломала.
– Антонина разбила любимый инструмент? – поразилась я.
– Откуда только у нее сила взялась! – запоздало удивилась Зоя. – Я вернулась домой, как сейчас помню, в пятницу. Неделя выдалась тяжелая, народ в сберкассу косяком пер. Я на коммунальных платежах сижу, к вечеру голова гудит. Старухи у окошка толпятся, вопросы задают один дурее другого. Еле-еле до конца смены дотерпела, приволоклась сюда, хотела под душ встать. Вхожу в комнату – пейзаж после битвы! Крышка у пианино оторвана, клавиши по полу расшвыряны, Тонька лежит на диване в любимой позе.
