– Ха! – выдала короткую оценку Наталья.
Гуров недовольно покосился в ее сторону, затем обратился к напарнику:
– Полковник Крячко, будьте так любезны, проводите Наталью Сергеевну в ее комнату и позаботьтесь о том, чтобы она не осталась без должного внимания со стороны работников правопорядка.
– Понял. Будет исполнено.
Станислав галантно подал женщине руку и помог ей подняться с кресла. Гуров и Галина хранили напряженное молчание, пока Крячко и его подопечная поднимались по лестнице на второй этаж.
– Наталья утверждает, что именно Антон привез вчера вечером ту самую бутылку коньяка, в которой была обнаружена смертельная доза клофелина, – сказал полковник, когда они наконец-то остались с Галиной наедине.
– Да. Это правда. – Женщина опустила голову, только в этот момент заметила у себя между пальцев остатки волос Натальи и брезгливо стряхнула их на пол. – Но ведь это ни о чем не говорит.
– Вообще-то это говорит о многом, – не согласился Гуров.
– Клофелин могли добавить в бутылку значительно позже. Кто угодно. Та же Наталья. Или любой другой человек. Но Антон не стал бы. У него даже не было мотива.
– А история с бывшей невестой?
Галина села в плетеное кресло и закрыла лицо руками. Ее плечи затряслись. Если она и хотела что-то ответить полковнику, то так и не сумела подобрать нужных слов.
Тут со стороны возник грузный участковый. Он беззвучно пытался привлечь внимание Гурова, описывал толстыми руками в воздухе какие-то замысловатые фигуры. Лоб и морщинистая шея стража порядка лоснились от пота.
Полковник заметил его, но лишь небрежно махнул рукой. Участковый развернулся и двинулся в сторону кухни.
– Антон – хороший мальчик, – произнесла Галина, всхлипнула, подобрала под себя ноги и замерла в кресле в позе эмбриона. – Поверьте мне на слово, полковник.
Гуров вздохнул:
– Рад бы, да не могу. Хороший мальчик – это, к сожалению, не аргумент.
Она зарыдала еще громче. Гуров мог понять ее чувства. Но никак не более того. Во всем остальном он был бессилен.
15 часов 3 минуты
Полковник нашел Антона на старенькой покосившейся скамеечке возле гаража. Небольшой навес скрывал голову парня от моросящего дождя. Он пил пиво прямо из бутылки, при этом шумно причмокивал и время от времени забрасывал в рот горсть сухариков. Те из них, которые не помещались в рот, Антон бросал перед собой на землю. Вокруг него собралось уже приличное количество голубей и воробьев, жадно охотившихся за щедрой добычей. Дождь им был нипочем.
Гуров пару минут наблюдал за молодым человеком. В душе сыщика на какое-то мгновение шевельнулось нечто странное, весьма похожее на жалость.
Человек, на которого смотрел сыщик, прожил в липкой паутине лжи больше двадцати лет. С самого своего рождения. Обман и предательство так тесно окружали его, что стали неизменными спутниками жизни. Как совсем недавно сказал Крячко: «С волками жить – по-волчьи выть». Антон оказался именно в такой ситуации.
Парень запрокинул голову, сделал очередной глоток пива и в этот момент заметил Гурова. Полковник двинулся в его направлении. Горсть сухарей полетела на землю. Два бойких воробья устроили настоящее гладиаторское сражение за такое роскошное угощение.
Антон допил пиво и поставил бутылку рядом со скамеечкой, где уже скопилось пять таких же пустых емкостей. Потом он стряхнул с ладоней остатки крошек, вытер их о брюки и так резко протянул в направлении Гурова, что птицы испугались и разлетелись в разные стороны.
– Пришли надеть на меня наручники? Валяйте. Я готов.
Гуров остановился, пристально посмотрел на парня сверху вниз. По глазам Антона было заметно, что шесть бутылок пива оказали свое одурманивающее действие.
– А у меня есть повод?
– А разве нет? – с ухмылкой осведомился молодой человек. – Я уже слышал о смерти дяди Олега. Да и о том, от чего он умер. Вот с тех пор сижу здесь и жду, когда же вы наконец-то выясните, кто принес в дом эту злосчастную бутылку коньяка. Вам потребовалось немало времени, товарищ полковник. Целых… шесть бутылок. Сколько это будет, если перевести на минуты?
Гуров нырнул под навес и сел рядом с Антоном. Старая скамейка скрипнула, но выдержала их общий вес.
– Так это ты принес коньяк? – уточнил полковник.
– Я.
– А почему не пришел и не признался? Ведь знал, что мы рано или поздно все равно узнаем.
– А зачем? – Антон еще раз вытер ладони о брюки, потом пригладил вьющиеся непослушные волосы. – Лучше поздно, чем рано. Верно? Чего ради я буду облегчать вам вашу работу? Я в тюрьму не тороплюсь.
– Так ты признаешься в убийстве?
– Нет. – Парень покачал головой.
Он чуть отклонился назад, сунул руку между скамейкой и стеной гаража, достал новую бутылку пива. Антон одним движением свинтил с нее крышку и приложился губами к горлышку. Его глоток потянул на три четверти содержимого емкости.
Юноша громко рыгнул и сказал:
– Эту бутылку действительно привез я. Не в подарок папику, а просто так. К столу. Подарок я ему так и не отдал, о чем уже говорил вам. Мы поругались. А коньяк я ему оставил, но никаких препаратов в него не сыпал, ничего не добавлял. Хотя вам-то все равно. Верно? Я ведь не сумею ничего доказать. Так что можете заковывать меня в наручники и везти, куда хотите. Но я вынужден буду позвать адвоката. Иначе никак.
– Это справедливо, – заметил Лев Иванович.
Антон снова приложился к бутылке. Потом он закинул в рот горсточку сухариков, а остатки, как и прежде, бросил птицам.
– Почему ты в прошлый раз не рассказал мне о том, что сделал отец с твоей невестой? – спросил Гуров.
Полковник невольно споткнулся на слове «отец», но молодой человек этого не заметил.
Прежде чем ответить, Антон долго и сосредоточенно сопел. Полковник буквально физически ощущал, как внутри его собеседника бурлит нарастающая злоба, но, к великому сожалению, не находит выхода.
Антон относился к той категории людей, которые старались не расплескивать свою боль, носили ее в себе. Они считали себя мучениками. Хотя, по мнению Гурова, это больше смахивало на садомазохизм.
– Во-первых, потому, что вы не спрашивали. А во-вторых, это элементарно не ваше дело. История давняя. Она не касается никого, кроме меня, папика и той девушки. – Антон намеренно не стал произносить имя своей бывшей невесты.
Тем самым он подчеркнуто дал понять Гурову, что с некоторых пор она для него просто «та девушка». Никак не больше.
– Мы разобрались с этой бедой и похоронили ее. Я не хочу ничего ворошить. Ответов на вопросы по этой теме не будет. Не рассчитывайте.
– Как скажешь, – согласился сыщик. – Я и не собирался ничего ворошить, хотел только знать, стала ли та история причиной таких вот сложных отношений с отцом.
