Несмотря на нашу чисто городскую жизнь, мы с мужем всегда любили пляж и море, поэтому для наших девочек такой отдых не был внове. Но раньше мы останавливались преимущественно в пляжных отелях с бассейнами. Обычно они располагались в городах, которые мерцали всю ночь, – и отнюдь не из-за звезд на небе. Мы выбирали места, где были рестораны, развлечения, игры и неоновые вывески. В таких местах у наших девочек пляж занимал место где-то рядом с необходимостью чистить зубы. Куда больше их привлекали аттракционы, колеса обозрения и розовая сахарная вата размером с приличного кролика. Обычно дети играли на пляже где-то около часа, а потом начинали клянчить, чтобы мы отвели их в бассейн или кафе-мороженое. Уна постоянно жаловалась, что на пляже «слишком много песка».
И вот я отправилась на Файр-Айленд, захватив с собой единственный чемодан – не без трепета душевного. Я уже предчувствовала, что десять дней в полной изоляции, с минимумом игрушек, без электронных развлечений и в окружении огромного количества песка, закончатся катастрофой.
Но ничего страшного не случилось. Наоборот, у нас получился самый приятный семейный отпуск в жизни. Я не говорю о бытовых неудобствах – по степени «безрукости» превзойти меня может только мой муж. Но зрелище того, как мои дети, не имея выбора, быстро приспособились к жизни на природе, доставило мне истинное удовольствие. Они мгновенно овладели фантастически восхитительным искусством самостоятельных игр.
Моей книге можно было бы дать другое название – «Почему французские дети умеют играть сами – и что это означает для их родителей». Вы не представляете, как это замечательно, когда капризуля и баловник превращается в нормального ребенка. На Файр-Айленде я впервые осознала, что неосознанно не водила своих девочек в лес. Во время отпусков мы с мужем изо всех сил старались развлечь детей, но в результате собственных усилий лишали их (и самих себя) новых уровней удовольствия.
Действительно, так весело кататься на аттракционах – взлетаешь вверх и падаешь вниз… Постоянная стимуляция и яркость атмосферы карнавала превращала моих дочерей в маленьких чудовищ. Мы отделяли их удовольствия от собственных. Порой мы оставляли их на аниматоров, а сами «сбегали» на развлечения взрослые. Но при этом мы не могли избавиться от чувства тревоги из-за того, что оставили детей с незнакомыми людьми, да еще и пошли на лишние траты. Увидев, что французские дети спокойно существуют во взрослом мире, не заставляя родителей постоянно себя развлекать, я поставила перед собственными детьми новую цель.
Я уже предчувствовала, что десять дней в полной изоляции, с минимумом игрушек, без электронных развлечений и в окружении огромного количества песка, закончатся катастрофой. Но ничего страшного не случилось.
Зная, что мы не взяли с собой никаких фильмов и видеоигр, девочки не пытались клянчить. Даже если бы им удалось меня разжалобить, купить и даже взять напрокат «Маппет-шоу» было негде. Отлично! Постепенно они привыкли играть друг с другом и со взрослыми. Думаю, на пользу нам всем пошло то, что по большей части друзья, которые приезжали в наш дом, были бездетными. Они не привыкли уступать детским просьбам, поэтому с ними диктаторский тон не проходил.
Мы с Маком твердо вознамерились внедрить в нашей семье французский стиль воспитания, а взрослые гости не собирались поступаться собственными интересами. В результате Уна и Дафна остались в меньшинстве и им пришлось приспосабливаться к сложившейся обстановке.
Мой страх перед тем, что дети превратятся в маленьких чудовищ, испарился почти немедленно – стоило лишь девочкам оказаться на пляже и увидеть замечательных песчаных крабов. Мы часами строили замки из песка, играли на волнах, гуляли по живописным дорожкам, читали, играли в настольные игры и пекли торты. Да-да, именно пекли!
Во французское воспитание моих детей включился Поль. Когда они заявляли, что им нечего делать, он каждый раз возмущался: «Что? Вам нечего делать? Если вам скучно, то нам нужно поработать. Вы знаете, что десерт сам по себе не делается? Прекратите жаловаться и надевайте фартуки!» Теперь мои дети отлично умеют делать (ну или помогать делать) шоколадный мусс, персиковый пирог и, конечно же, крем-брюле. Уна и Дафна хотели научить Поля радостям американских кондитеров, но он тут же отверг их любимые сладости, заявив: «Ну что ж, в сравнении с воздушным рисом это еще куда ни шло!»
Со всеми своими успехами я вспомнила недавний разговор с моей бруклинской подругой Бесс. Она страшно беспокоилась из-за отпуска, который семья собиралась провести в доме родителей ее мужа (отношения Бесс со свекровью в точности совпадают с широко распространенной моделью).
Бесс жаловалась: «Когда мы приезжаем, вечно возникает неловкость. В этом доме нет детей, которые носятся по всему дому и с которыми можно играть. Нет, дети-то там есть, но у каждого есть свой компьютер или видеоприставка, и в доме царит тишина и покой. Я вечно сижу на кухне со взрослыми, пытаясь пообщаться». Положению Бесс не позавидуешь, но больше всего мне жаль детей, которые больше времени проводят со своими компьютерами, чем друг с другом.
Конечно, семь лет воспитания двух девочек оставили у меня массу замечательных воспоминаний, и многие из них связаны с семейными поездками. Но десять дней на Файр-Айленде – это было нечто необыкновенное. Мы с мужем впервые после рождения детей почувствовали, что отпуск – это не только для детей, но и для нас. Уна и Дафна наконец-то научились адаптироваться во взрослом мире, а не наоборот.
Такой подход – неотъемлемая часть французского воспитания. Как только девочки поняли, что никто из взрослых не считает, что они постоянно должны находиться в центре внимания, они с этим смирились и очень быстро приспособились. Думаю, им это даже понравилось. Они открыли в своих родителях новую сторону – им стало ясно, что жизнь взрослых не ограничивается одной лишь заботой о детях.
Я видела, как они смотрят на нас с выражением, близким к изумлению. И это было необычайно трогательно. Мне хотелось, чтобы у них сохранились и такие воспоминания обо мне – а не только как о матери. Когда им будет тридцать, они захотят узнать, какой я была в их возрасте. Особенно если они будут похожи на меня. Я постоянно пытаюсь вспомнить, каким человеком, а не только какой матерью, была моя собственная мама.
Я поняла, что добилась успеха, когда во второй день на Файр-Айленде девочки спросили, можно ли им остаться и поужинать со взрослыми. Поскольку взрослые собирались ужинать в девять вечера, я задумалась. Но потом согласилась при условии, что они будут хорошо себя вести. Я ясно дала понять, что мы с папой хотим пообщаться с друзьями, что дети будут лишь гостями и рассчитывать на всеобщее внимание им не придется.
Дафне только что исполнилось четыре года, и, как я думала, ей это будет нелегко. Но ужин прошел прекрасно. Дети вели себя спокойно и вежливо. Они инстинктивно почувствовали, что жалобы на усталость или на невкусную еду пагубно скажутся на будущих просьбах побыть со взрослыми. Девочки сидели за столом больше часа. Когда же мы начали танцевать, они уселись в шезлонги на закрытой веранде, но по-прежнему не хотели уходить – им нравилось быть в обществе взрослых, которым явно было хорошо друг с другом. Не знаю, когда они заснули. Но, когда мы с Маком, пьяные от радости жизни и красного вина, несли наших спящих красавиц в их постельки, нас переполняло чувство удовлетворения и незабываемой гордости.
