Однако Доллопс был профессионалом и сразу принялся за работу.
— Фуф всегда ужинают фак поздно, господин Богхкинс? — с сомнением поинтересовался он, когда вместе с остальными слугами сел за стол.
Однако затем он с удовольствием поел хлеб с маслом и рыбной пастой — с аппетитом у него было все в порядке, а вот манер явно недоставало.
Боркинс фыркнул, а потом удалился к бокалам для хозяина.
— Вы еще не родились, а я уже поддерживал порядок в этом доме, — едко объявил он.
— А не вргхете, Мафусаил
[8]
вы наш? — и Доллопс хихикнул, увидев, как вытянулось лицо дворецкого. — Огхошо было бы, если бы я пгхожил столько же. Должно быфь, вы вели пгхаведный обгхаз жизни, и… если не возгхажаефе, я хотел бы задафь вам один вопгхос. Забавно, но по догхоге сюда я видел одного дегхевенского пагхня, задал ему вопгхос, а он не офвефил и офгхеагигховал как-то сфгханно. Почему эфи огоньки назвали «ледяным пламенем», а не «сосульками» и не «могхозом»? Можете гхассказафь мне обо всем этом подгхобно? Все, что касаефся свегхъесфесфенных явлений, меня очень инфегхесуеф.
И он через стол бросил на старика многозначительный взгляд. Боркинс прочистил горло, поскольку все, кто собрался в столовой для слуг, уставились на него, а потом, словно осознав всю важность своего положения, надулся, как петух, так что его жилетка с медными пуговицами выгнулась колесом.
— Если бы вы были немного умнее, чем выглядите, молодой человек, вы бы быстренько уехали отсюда и не стали бы совать свой нос в чужие дела! — напыщенно объявил он. — Да, существует история, причем довольно неприятная. Если вы не станете терять времени даром и сегодня вечером, когда окончательно стемнеет, а господа разойдутся, подниметесь в курительную комнату, то сами увидите «ледяное пламя» и больше не станете задавать мне глупые вопросы. Так вот, один из служивших в этом доме раньше, тоже из Лондона, исчез, отправившись прогуляться ночью по болотам, хотя я предупреждал его. А тело его так и не нашли, и больше никто никогда его не видел.
— Пгходолжайте! — голос Доллопса, казалось, звенел от переполнявшего его недоверия, хотя в нем звучали нотки испуга и неподдельного интереса, которые, без сомнения, польстили дворецкому.
— И продолжу, поскольку я знаю всю эту историю, — мрачно ответил Борткинс. — А до того друг сэра Найджела — огромный, здоровый парень, звали его Дакр Уинн — отправился той же дорогой. Он тогда перебрал. Сначала со смехом обсуждал этот огонь, а потом поздно вечером отправился самостоятельно исследовать болота — и не вернулся. До сих пор найти не могут.
— В самом деле? Удивифельно! Неужели пгхогулки на свежем воздухе в ночное вгхемя так плохо влияюф на здогховье? — отозвался Доллопс с небольшой дрожью в голосе — дрожью страха, который он так реально изображал. — Очу поблагодагхифь вас за пгхедупгхеждение. Вы и в самом деле очень мудгхый человек.
Боркинс, вновь услышав похвалу, надулся еще больше.
— Не стану утверждать, что парни кокни все точно такие же, как тот самый Коллинз, — великодушно заметил дворецкий. — Люди все совершенно разные. Поэтому, если вас интересует все, что связано с этим «ледяным пламенем», то вы должны подождать какое-то время, пока я не освобожусь; мы прогуляемся до «Свиньи и свистка». Там есть один парень, и вам нужно бы перекинуться с ним словцом-другим. Конечно, и я могу что-то рассказать, но лучше будет, если это сделает он. Так что подождите, пока я освобожусь, и прогуляемся.
Самодовольное лицо Доллопса расплылось в восхищенной усмешке.
Потом он, помогая инспектору Клику распаковать вещи и переодеться к обеду, рассказал о предложении дворецкого Боркинса наведаться в «Свинью и свисток», чтобы побеседовать «с одним парнем».
— Ты верно поступил. Заручись дружбой с местными, — сказал Клик с довольной улыбкой. — У меня есть одна идея, так что после трактира приходи прямо сюда. Надеюсь, мои предположения совершенно правильные. И внимательно присмотрись к этому дворецкому, Боркинсу. Следуй за ним повсюду, куда бы он ни пошел, но на всякий случай посматривай и за остальными слугами. Нужно хорошенько изучить это «ледяное пламя». Относительно Боркинса у меня есть серьезные подозрения. Похоже, он знает больше остальных, да и ведет себя слишком осторожно. Он принимает меня за «человека из города», которым я, собственно, и являюсь. Хотя большой удачей окажется, если выяснится, что он и в самом деле имеет прямое отношение ко всему происходящему… Пора переодеваться. Дай-ка мне, пожалуйста, ту рубашку.
Вечер вышел даже более интересным, чем ожидал инспектор. Дворецкий Боркинс закончил все дела много раньше, но, когда все отправились спать, инспектор Клик остался сидеть у окна, выходящего на болота, и не думал раздеваться. Он смотрел на огни, танцующие на болотах, и пробовал мысленно разгадать тайну, ради которой прибыл сюда.
Гамильтон слышал, как часы в церкви пробили час ночи. Он продолжал спокойно сидеть у окна, словно растворившись в тишине и покое отдаленной сельской местности, полностью расслабившись, что невозможно сделать в Лондоне, где постоянно беспокоили сотни разных дел. Инспектор был доволен тем, что согласился взяться за этот случай, и теперь наслаждался пустынными болотами, где не было ни одной живой души.
Часы в церкви пробили полтретьего, но Клик так и не пошевелился. А потом, совершенно неожиданно, резко сел, затем бесшумно встал, пересек комнату и подошел к кровати, чудовищному черному монстру с тяжелым балдахином — пережитку викторианского периода, который, собственно, и породил этот дом.
Гамильтон двигался, словно огромный кот, абсолютно без звука, но совершенно уверенно. Его пальцы взбили покрывало и подложили подушки таким образом, что со стороны двери могло показаться, что на кровати спит человек — лежит, завернувшись в одеяло, словно ища защиту. Потом, словно бесшумная пантера, он скользнул под кровать. И тут раздался шорох — едва различимый звук шагов в коридоре. Затем дверь распахнулась и кто-то вошел в комнату. Детектив чувствовал присутствие незнакомца. Если бы это был, к примеру, Доллопс, то он подал бы условный сигнал.
Детектив лежал неподвижно, едва дыша. Шаги послышались снова — кто-то подошел к кровати инспектора. Гамильтон видел черные тени ног в чулках, когда те пересекли дорожку лунного света. Ноги человека. Но кто это был?
Потом что-то сильно ударило по кровати. Клик осторожно выглянул из своего убежища, и… увидел узкие глаза на лице цвета слоновой кости, тяжелую челюсть, как у бульдога; верхнюю губу закрывали пышные усы. В лунном свете сверкнуло что-то острое, напоминающее нож… Да, это и в самом деле был нож.
А потом странная фигура исчезла — убийца вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Выходит, что загадку «ледяного пламени» нужно было решать как можно скорее. Кто-то пытался убить его, инспектора Клика, прямо здесь, в особняке сквайра Мерритона… Детектив вылез из-под кровати, одновременно разминая затекшие мускулы, и не спеша зажег свечу. Потом внимательно осмотрел свою постель и прищурился. В одеяле, а также в спрятанной под ним подушке был глубокий разрез, точно так же, как и в матрасе, на которой она лежала. Боже! Сделать такое мог только очень сильный человек. Мгновение детектив стоял, задумавшись, поглаживая подбородок. Изначально он подозревал Боркинса, но лицо, которое он увидел в лунном свете, ничуть не походило на дворецкого. Кто же тогда это мог быть?
