Скорострельная пушка и пулемет не давали подняться русским диверсантам, прижимая их к земле. Видимо, это была группа парашютистов, почти все были одеты в красноармейскую форму. Горели уже три бензовоза. Если колонна будет уничтожена, лейтенанта ожидала отправка на фронт.
Впрочем, он не боялся этого и уверенно продвигался вдоль дороги, продолжая вести огонь и заставляя русских отступать. Помощник сменил раскалившийся ствол пулемета и показал цель:
– Вон за той сосной, господин лейтенант!
Пограничник встряхнул «РГД», поставив запал на боевой взвод, но швырнуть гранату не успел. Снаряд выбил крошево мягкой древесины и смолистой коры. Раненый боец выронил гранату и отшатнулся. Пули прошили дерево, а затем под ногами взорвалась шестисотграммовая «РГД-33».
Водитель броневика с запозданием понял, что их командир чересчур увлекся. Лейтенанту нравилось давить и расстреливать убегавших русских солдат. Год назад под Киевом он накрыл пулеметным огнем целый отступавший взвод, не менее сорока человек.
Тех, кто уворачивался от пуль или был только ранен, переезжал колесами водитель. Пять тонн веса и рубчатые массивные шины превращали тела врагов в месиво, ломали, как сухие палки, ноги и руки. В тот раз за старательность и смелость наградили весь экипаж.
Но так получалось не всегда. Зимой, зачищая приутюженные танками окопы, они поймали в двигатель тяжелую пулю из длинного противотанкового ружья. Водителя сильно обожгло, броневик сгорел, а они едва выбрались по глубокому снегу.
Тогда погиб наводчик. Его подстрелил из винтовки русский солдат в меховой шапке, а затем погнался за лейтенантом и водителем, выставив блестящий, острый как жало штык. Он бы проткнул их. У водителя не гнулась обожженная рука, а лейтенант, видимо контуженный, забыл про свой пистолет в кобуре.
Тогда они спаслись чудом. И сейчас положение складывалось не в их пользу. Против колонны действовал какой-то специальный диверсионный отряд. Несмотря на пушечный огонь, они стреляли в ответ и даже пытались подобраться с гранатами.
– Господин лейтенант! – окликнул командира механик-водитель. – Отходим. Они нас взорвут.
Механик не услышал, что ответил офицер. Сквозь боковую смотровую щель он увидел русского сержанта с автоматом. Механик сделал движение, чтобы резко вывернуть руль, но сержант опередил его.
Скорострельность автомата «ППШ» – шестнадцать пуль в секунду. Николай Мальцев успел выпустить длинную очередь и бросился на землю. Одна из пуль пробила шлем и оглушила водителя. Степа Пичугин, маленький, взъерошенный воробей, швырнул под брюхо машины связку из двух брусков тола и гранаты «РГД».
Взрыв ударил оглушительно и коротко, проломил броню «Хорьха» и вышиб боковую дверь. Николай Мальцев выпустил остаток диска и добил механика-водителя. Лейтенант, командир экипажа, выпрыгнул наружу с длинноствольным «люгером» в руке. Мальцев выдернул из кобуры «ТТ», но его опередил партизан-проводник Саня Гречихин.
Выстрел из винтовки опрокинул лейтенанта, а его помощник, открыв второй люк, побежал прочь. Бой заканчивался.
Небольшая группа во главе с унтер-офицером была наполовину выбита. Понимая безнадежность своего положения, унтер-офицер приказал солдатам прорываться. Сам он прикрывал отход автоматными очередями. Когда закончились магазины, швырнул имевшиеся у него гранаты и, задержав преследователей, догнал своих людей.
Вырвалась из-под пуль одна из машин, легкий, увертливый «Опель», наполненный бочками с техническим маслом. Пули крошили борт, дырявили бочки, но водитель, дав полный газ, мчался по проселку в обратную сторону.
Молодой интендант, сидевший рядом, ругался и скрипел зубами от обиды, что какие-то лесные бандиты разгромили хорошо охраняемую колонну с горючим, в котором так остро нуждаются на фронте. Высунувшись из окна, он стрелял из «парабеллума», выпустив обе обоймы в сторону русских.
Истратив все патроны, потянулся к карабину водителя, но тот отвел его руку в сторону:
– Вы крепко повоевали, господин лейтенант. Одного из бандитов наверняка достали.
Лейтенант уловил подковырку и недовольно засопел.
– Если ничего не смог сделать взвод охраны, приходится сражаться снабженцам.
– Русские нанесли удар внезапно, – возра-зил шофер. – Видать по всему, это не просто лесные бандиты, а подготовленные диверсанты.
Бой продолжался немногим более получаса. На дороге горели пять бензовозов, броневик и два мотоцикла. Бойцы торопливо перевязывали раненых, собирали трофейное оружие. В повозку положили тела погибших. Их было пятеро. За каждый уничтоженный бензовоз заплатили немалую цену.
Кроме двух человек, на «Мерседесе» сумели уйти четверо мотоциклистов и унтер-офицер.
– Скоро на здешних дорогах станет как в Сталинграде, – прикурил сигарету ефрейтор с пробитым локтем. – Русские сбрасывают с парашютов специалистов по диверсиям. «Крупп» переломило пополам противотанковой миной.
Унтер-офицер шагал молча. Надо было как можно быстрее покинуть опасное место. За спиной поднимался к небу густой черный дым горящего бензина и автомобильных шин.
Бажан, встречая возвратившуюся группу, покачал головой:
– Если каждый раз будем нести такие потери, то скоро в отряде не останется людей.
Партизаны, не привыкшие к ожесточенным схваткам, курили, негромко переговариваясь. Было жутко смотреть на обугленное тело бойца, которого с трудом вытащили из огня. Другой был исковеркан несколькими попаданиями снарядов 20-миллиметровой пушки.
– Господи, живьем человек сгорел, – вздохнул кто-то.
Прибежала жена погибшего пулеметчика, работавшая на кухне, и, заголосив, стала срывать присохшие к лицу мужа окровавленные бинты.
– Никита, это ты? Кто же тебя так изуродовал… ты же у меня красавец был. На кого меня оставил и дитя малое?
Она выкрикивала что-то еще, затем кинулась к Федору Кондратьеву:
– Ты его убил! Кому понадобился этот немецкий керосин? Пять душ сгубили ни за что! Откуда вы взялись?
Федор оттолкнул женщину, готовую вцепиться ему в лицо, а Бажан приказал увести ее.
– Куда вы меня ведете? – упиралась в истерике женщина. – Я с Никитой останусь!
Повисло молчание, которое прервал начштаба партизанского отряда капитан Луговой с припухшими от выпитой водки глазами:
– Немцев-то много положили?
– Сходи на дорогу, посчитай, – буркнул старший лейтенант Кондратьев.
А Журавлев, оглядев еще раз тела погибших, снял фуражку и, глядя на Бажана, со злостью проговорил:
– Вот она, война. Не киношная и не бумажная, как в твоей бухгалтерской книге. Тонн тридцать бензина вместе с грузовиками и броневиком на дороге догорают. И фрицев два десятка валяются. Немного… но эти уже не встанут. В следующий раз будет больше. Понял, Бажан?
