Шамрай, стоявший под козырьком крыльца, понял, что в доме что-то случилось. Он не ожидал здесь засады. Мелькнула мысль, что Рустам влетел в какую-то неприятность со своими махинациями. Может, уголовники? Они не рискнули бы связаться с доверенным человеком начальника полиции.
Шамрай решил, что благоразумнее поскорее уйти, а через полчаса послать сюда нескольких подчиненных и все проверить. Но он не хотел терять надежного человека, Никиту Филина, бросать его на произвол судьбы. Лагерные понятия крепко сидели в нем, а страха Шамрай не испытывал.
Не свойственная начальнику полиции минутная растерянность сыграла свою роль. Лейтенант Авдеев выскочил на крыльцо и столкнулся с массивным рослым человеком в кожаном плаще, которого узнал даже в темноте. Три выстрела в упор прозвучали глухо. Шамрай выронил из руки пистолет и тяжело осел на дощатое крыльцо. Авдеев быстро обыскал тело, достал документы, второй пистолет, замшевый мешочек с чем-то тяжелым, наверное с золотом.
Когда покидали дом, Рустам вдруг принялся торопливо собирать вещи и продукты, о которых он до этого не задумывался. Сейчас стало жалко банок с тушенкой, увесистый кусок ветчины, сахар, шоколад. Попытался надеть поверх теплой куртки еще одно пальто, но Мальцев встряхнул его:
– Сдурел? Уходим, пока шум не подняли.
– У меня деньги в столе. Надо взять.
Сержант вытолкнул его в коридор. Тело Шамрая с трудом затащили внутрь и зашагали по пустынному переулку. Вскоре к ним присоединился Иван Луков. Через полчаса они уже были в лесу, но продолжали шагать.
Над городком взвилось несколько осветительных ракет, отстучала автоматная очередь.
– Хватились! – сплюнул Иван Луков.
У Николая Мальцева мерзла раненая рука, которая еще толком не зажила. С рассветом пошел крупный сырой снег. На четверть часа остановились передохнуть под развесистым дубом, который еще не сбросил листву.
– Точно Удава прикончили? – спросил Рустам.
– Иди, проверь, – устало отозвался Авдеев. – И пули заодно посчитай.
Все невесело усмехнулись. Каждый из троих понимал, что им крепко повезло. Не успел первым выстрелить Шамрай, не встретился по дороге патруль, не было погони, и снег заметал следы.
Если ликвидация Шамрая прошла успешно, то попытка изучить подходы и систему охраны железнодорожного моста у станции Витемля закончилась гибелью нескольких бойцов.
Почти сутки группа добиралась до места, а затем, разделившись на две части, установила наблюдение. Середина ноября не лучшее время для ведения разведки. После долгого пути Кондратьев и его люди не имели возможности согреться.
Костер, даже самый маленький, исключался. Двигаться, чтобы размять застывшие мышцы, приходилось с большой осторожностью. В течение двух суток удалось установить, что стометровый железнодорожный мост охраняется усиленным армейским взводом в количестве не менее пятидесяти человек.
Но это была лишь часть охраны. С обеих сторон моста находились две счетверенные 20-миллиметровые зенитные установки, батарея скорострельных 37-миллиметровых орудий и не меньше десятка пулеметов.
На ночь включались прожекторы, а количество постов увеличивалось. Кроме того, как и сообщал Павел Шестаков, на расстоянии трехсот-пятисот метров подходы к мосту охраняли полицаи.
Как заметил Кондратьев, они не слишком усердствовали и больше отсиживались в землянках, надеясь на немецкую охрану. Однако полицаи не поленились опутать подходы колючей и сигнальной проволокой, на которой болтались пустые консервные банки – простой и надежный способ услышать посторонних.
Ночью полицаи также выходили на усиленное дежурство и несли его старательно, отсыпаясь днем.
Саперы Кондратьева уже настолько намерзлись и устали, что он дал приказ отходить. Обессиленные бойцы с обмороженными пальцами уже не могли передвигаться с такой осторожностью. Группа старшины Пичугина потеряла свои прежние следы в свежевыпавшем снегу и угодила на минное поле.
Одному из саперов оторвало ступню, другой был ранен осколками. Подступившая темнота сразу осветилась ракетами. Разноцветные пулеметные трассы вспахивали снег, косили редкие кусты.
Степан Пичугин прикрывал отход двух своих товарищей. Стрелять он не спешил, зная, что автоматными вспышками обнаружит всех троих. Но это не спасло его группу опытных саперов.
Они уткнулись в колючую проволоку, и сразу же оглушительно сработала сигнальная мина. Картонный пенал с тротиловой начинкой не дает осколков. Но взрыв оглушил сапера, который от неожиданности приподнялся и угодил под луч прожектора.
У охраны был жесткий приказ брать диверсантов живьем. Пулеметная очередь перебила саперу ногу. Степан Пичугин был прижат к колючей проволоке. Рядом лежали двое раненых товарищей. Старшина понимал, что ничем не сможет им помочь, да и сам он находился в ловушке. Но бросить товарищей на произвол судьбы Пичугин не мог.
Из темноты метнулись тени охранников. Степан открыл огонь и свалил одного из них. Ощупывая перебитую ногу, сапер крикнул Пичугину:
– Нам не выбраться! Живыми мы тоже не сдадимся. На куски изрежут, гады. Пригнись, Степа!
Прежде чем Пичугин успел что-то ответить, сапер выдернул кольца сразу из двух «лимонок», сдвоенный взрыв подбросил исковерканные тела и пробил брешь в колючей проволоке.
Оставляя клочья одежды, старшина протиснулся в отверстие и скатился по откосу. От пуль его спас снег, а через некоторое время он встретился в условленном месте с Федором Конд-ратьевым.
Его группа сумела выбраться без потерь, но немцы и полицаи не собирались бросать погоню. Еще двое суток они отходили, путая следы и отстреливаясь от преследователей. Погибли еще двое бойцов. В лагерь вернулись лишь три человека в изорванных, исхлестанных пулями маскхалатах, наскоро перевязанные бинтами и обрывками тряпок.
Повезло Кондратьеву, Пичугину и шестнадцатилетнему Пашке Шестакову, к которому сразу кинулась сестренка:
– Паша, ты же весь в крови. Куда тебя ранили?
Павел хотел что-то ответить. Обмерзшее, покрытое коркой крови лицо превратилось в неживую маску. Он все же нашел силы и шевельнул губами:
– Мы-то живы, а остальные…
Закончить фразу не смог. Всех троих повели в санчасть.
Позже, придя в себя, Федор Кондратьев докладывал капитану Журавлеву:
– Не возьмем мы мост. Даже если отряд Зинякова присоединится. Подходы под сплошным обстрелом. Четверых ребят потеряли, пока разведку провели. Теперь они больше насторожатся.
Кондратьева перевязали, он помылся, сменил одежду. Но на обмороженном лице клочьями торчала омертвевшая кожа. Губы почернели и едва шевелились.
– Ладно, насчет моста позже поговорим. Под Сталинградом наши крепко ударили. Паулюса с двух сторон окружают, наступление день и ночь идет. Кольцо вот-вот замкнется. Ну, как тебе новости?
