– Убьют! Орден до дома не довезу, – упрямо тащил на себе старшего лейтенанта сапер.
Снайпер Грицевич снял наводчика 20-миллиметровки, упал еще один зенитчик. Белоруса спасла быстрота. Теперь снаряды летели в его сторону. Звеня, сорвало с пожарного щита ведро, вспороло, разнося в щепки, ящик с песком.
Лейтенант Авдеев подогнал вместе с саперами сани, наполненные взрывчаткой. Опрокинул бруски и ящики под основание бетонной опоры.
– Будем взрывать!
– Бесполезно, – сказал один из саперов. – Нужно в ниши тротил закладывать или шурфы долбить.
– Грамотный! – обозленно выкрикнул особист, понимая, что операция срывается.
Сапер вскрикнул. Из шапки и телогрейки брызнули окровавленные клочья. Немец-охранник стрелял в него сверху из автомата. Упал еще один сапер, остальные посылали вверх торопливые очереди.
Кое-как выдолбили возле основания опоры неглубокую яму и заложили в нее взрывчатку. Точнее, свалили грудой. Уложить тротил как следует мешала стрельба сверху.
– Отбегаем!
Авдеев поджег бикфордов шнур. Раскатисто рванула взрывчатка. Но опора устояла. Отлетело несколько кусков бетона. Кувыркалось тело немецкого автоматчика, сброшенное вниз. Шлепнулось возле дымящейся воронки, а лейтенант Авдеев, размазывая копоть по лицу, выругался:
– Взорвали, снесли все к чертовой матери! Готовились долго, а получился пшик!
Отходили под огнем, теряя погибших товарищей. Людей спасало то, что они находились в «мертвой зоне» – зенитные установки до льда не доставали. Но пулеметные очереди с моста упрямо преследовали отступающих.
Преграждая путь, на берег выбежали с полсотни полицаев, открыли огонь, азартно передергивая затворы винтовок. К ним присоединились расчеты ручных пулеметов. Лед покрылся телами погибших, укрыться было негде.
Люди бежали к берегу под плотным огнем. Тяжело раненные, не в силах ползти, лежали в лужах парящей на морозе крови. Батька Бажан, исполнявший должность заместителя Зинякова по хозчасти, тоже принимал участие в операции.
Этим он пытался хоть отчасти поднять свой авторитет. Он понимал, что рано или поздно придется отвечать за бездействие отряда и гибель многих партизан, когда он прохлопал внезапную облаву.
Не слишком вникая в дела, он был уверен, что Журавлев и его люди взорвут Витемский мост и в этом будет заслуга батьки Бажана. Может, его даже наградят…
Но все летело кувырком. Пулеметные очереди крошили лед. Полицаи орали и матерились, непрерывно стреляя и обещая повесить за яйца всю «краснопузую сволочь». Здесь, на льду, Бажан понял, что загнал себя в ловушку – ни к чему было лезть в пекло!
С воем падала вниз мина. Взрыв, еще один… Партизан из его бывшего отряда (сейчас Бажан никто!) свалился на лед с оторванной ногой. Господи, какого черта он полез в это пекло? Мог бы отсидеться на складе, сославшись на ревматизм.
Бывший начальник разведки Аркадий Снитко полз, укрываясь за телами погибших. Пули хлестнули его ледяным крошевом, но это заставило Снитко лишь быстрее двигаться.
Полицаи узнали Бажана и сосредоточили на нем огонь. Прожгло ногу в теплом сапоге. Еще одна пуля угодила в бок, вырвав клок кожи. Бывший командир отряда скользил в крови и звал на помощь.
Снитко прополз мимо. На секунду оглянулся, но пули шли настолько густо, что задерживаться возле своего бывшего командира он не рискнул.
– Аркадий, помоги!
– Сейчас поможем! – кричали с берега полицаи.
– Эй, Бажан, брюхо мешает?
Бывший директор совхоза и бывший командир отряда едва не заплакал от досады.
– Мы тебя сегодня убивать не будем! – надрывались с берега. – Копыта подкуем, а завтра решим, на каком столбе вздернуть.
– Его утопить лучше! Как сом поплывет.
Едва не плача от обиды и жалости к себе, Илья Бажан вспомнил, что он вооружен. У него был автомат «ППШ», когда-то подаренный капитаном Журавлевым. Батька принял тогда подарок снисходительно. У него имелись «маузер» и трофейный автомат. В оружии он не нуждался, а Журавлева считал кем-то вроде помощника, которым можно вертеть как захочет. Хозяин здесь батька с его многочисленным отрядом, а не свалившийся на голову неизвестный капитан-пограничник.
Как все изменилось с тех пор! Бажан стрелял, опустошая диск беспорядочными очередями. Он даже закричал:
– Жрите, «бобики»! Батьку Бажана хотели взять!
Но это вызвало лишь смех полицаев:
– Илюха-герой! Целиться научись! Небось, кроме как самогон глотать, ничего не умеешь.
– Нет, он еще поварих щупать любит!
Пуля ударила в казенник «ППШ», и Бажан понял, что для него все закончено. Сейчас его добьют! А ведь он здоровый крепкий мужик, которому всего сорок шесть лет. Он может снова жениться, родить детей, возглавить совхоз.
Загребая лед руками и валенками, Бажан запоздало пожалел, что не сбросил добротный полушубок. Он приподнялся, стал снимать его, но пуля прошла рядом, а партизан, бежавший налегке, свалился, срезанный очередью «дегтярева». Другой боец, не видя спасения, стрелял из винтовки, что-то выкрикивая.
Через несколько минут он сунулся лицом в лед, вокруг головы расплывалась лужа крови.
Положение спас хромой командир отряда «Смерть фашизму» Павел Коробов, которого терпеть не мог Илья Бажан. Двое саней с пулеметами «максим» вылетели на лед, развернулись и открыли огонь длинными очередями.
Теперь падали и расползались полицаи. Уцелевшие бойцы и партизаны выбирались на берег под прикрытием пулеметов. Помогли выбраться и батьке Бажану.
Незаметно подступали ранние февральские сумерки. По льду ходили охранники и полицаи. Искали выживших бойцов. Таких оказалось немного. Один из саперов с перебитой ногой взорвал гранатой себя и неосторожно приблизившегося полицая. Осколки разорвали живот, полицай кричал, но поднявшаяся стрельба заглушала крики о помощи.
Хотя имелся строгий приказ брать раненых живьем (абвер нуждался в информации об отряде НКВД), полицаи и железнодорожная охрана рисковать не хотели. Чекисты и пограничники живыми все равно не сдадутся, а пулю в упор от них словить очень просто. Лучше добить!
Но раненые и отставшие от своих бойцы продолжали отстреливаться. Некоторые дождались ночи и ушли, оставляя пятна крови на снегу.
Утром немецкие саперы и железнодорожники тщательно осмотрели мост. Он был лишь слегка поврежден. Но в упорном бою были убиты и ранены более сорока немецких солдат, взорваны две зенитки. На повозках увозили застывшие тела полицаев.
Спустя двое суток на реке повыше моста была выдолблена широкая полынья. Туда свозили в машинах и сбрасывали связанных заложников, заключенных из концлагеря, путейцев, заподозренных в саботаже. Туда же бросали тела погибших партизан и бойцов особого отряда НКВД.
