Повешение далеко не самая гуманная казнь. Люди задыхаются, дергаются в петле бесконечно долгие две-три минуты и дольше, пока ломаются шейные позвонки и прерывается дыхание. Агония выгибает тела как в страшном танце. Скрученные за спиной руки пытаются разорвать веревку, и все это видят люди, которых согнали на площадь. Страшное зрелище, оно должно отбить всякую охоту бороться с врагом.
Подвалы полицейского участка забиты арестованными, многих уже вывезли за город и расстреляли. На улицах усиленные патрули, прочесывающие дом за домом.
Это важно – собрать сведения о немецких потерях и сообщить о них на Большую землю. В сентябре сорок второго мы не только отступали, но и наносили ощутимые контрудары. Ценой жизни двоих местных подпольщиков были собраны нужные сведения и даже добыты удостоверения нескольких солдат из полка, который так и не добрался из Франции в Сталинград.
Теперь необходимо передать по рации сообщение. И это не просто. Работающая в партизанской землянке радиостанция и расхаживающий рядом озабоченный командир – это картинка из кино. Служба радиоперехвата была поставлена у немцев четко. Вышедшие на связь радиостанции пеленговались быстро и точно. Поэтому передачи осуществлялись на значительном удалении от места дислокации отрядов.
Радистку Новикову Дину сопровождали пятеро. Ее постоянный охранник сержант Костя Орехов, еще один пограничник из отряда Журавлева и трое партизан во главе с командиром разведки Аркадием Снитко.
Переносная радиостанция «Север» имеет диапазон работы пятьсот километров и весит вместе с батареями питания 14 килограммов. Это немалый вес, но Дина несла радиостанцию сама. Костя Орехов со своей самозарядкой «СВТ» шел рядом.
С момента посадки на самолет он являлся ее постоянным спутником, что поначалу не нравилось девушке. Она знала, что в немецком тылу это вынужденная и необходимая мера. Радисток оберегали со всей тщательностью, а охрану для них подбирали из самых опытных и надежных бойцов.
Поэтому Орехова освободили от должности командира отделения и редко брали на задания, хотя он считался одним из лучших стрелков в отряде «Застава», а воевал с 22 июня сорок первого года.
Им было обоим по девятнадцать лет. Дина фыркала, когда сержант провожал ее до ручья и усаживался неподалеку с винтовкой на коленях. Она мыла волосы и поддразнивали Костю:
– Ты бы еще поближе сел, а то не все разглядишь.
– Нормально, – невозмутимо отвечал сержант Орехов. – Десять шагов – оптимальное расстояние.
– Я раздеваюсь, – объявляла Дина. – Не верти головой в мою сторону.
Костя машинально оглядывался на голос и тут же отворачивался, увидев обнаженную женскую грудь. В небольшом селе Сухая Терешка в глубинке Саратовской области парни, как и везде, встречались с девушками. Целовались, и ласки порой заходили далеко за пределы, дозволенные родителями. Грехи молодых обычно покрывала свадьба.
Костя тоже дружил с девушкой, но все осталось по ту сторону. За год войны судьба порой сводила сержанта со случайными подругами, и его не смущала раздетая девушка за спиной. А Дина снова дразнила своего спутника:
– Спинку мне потрешь?
– Потру, – поднимался Костя, закидывая винтовку за спину.
– Ой, не надо! Я пошутила.
– Нужное дело, – шагал к ней сержант. – С грязной спиной, что ли, ходить будешь?
Дина подчинялась, закрыв грудь. Прикосновения крепких рук, которые то ли терли, то ли ласкали спину, заставляли ее вздрагивать, напряженно дыша.
– Ну вот, нормально, – оглядывал он стройную фигуру девушки. – Пониже потереть не надо?
– Не надо. И хамить тоже…
– Я хамлю? – удивлялся всегда спокойный Костя Орехов.
– Терпеть не могу всякие намеки.
Костя молча сворачивал самокрутку и курил. Дина подсаживалась к нему и расчесывала темные волосы. После нескольких минут, не выдержав, спросила:
– Обиделся, что ли?
– Чего на тебя обижаться. Строишь из себя невесть кого от безделья. А я тебя охранять должен. Вот почет мне оказали!
Вскоре оба мирились. Костя ей нравился. Высокий, крепко сложенный, в отряде его уважают. Заводили разговор о жизни, придвигались друг к другу.
Вечера проводили вместе, а спустя короткое время отношения стали совсем близкие. Обсуждали планы на будущее, а Дина порой вздыхала и жаловалась:
– Костя, мне беременеть никак нельзя. Нас предупредили, что это приравнивается к дезертирству. Комиссар на курсах так и говорил: «Вас полгода на радисток учат, всякие секреты, шифры доверяют, а некоторые, не успев отучиться, уже ребенка ждут».
– Дезертирство! Чушь все это, – фыркал сержант Орехов. – Ты же не с посторонним встречаешься, а со своим боевым товарищем.
– Костя, ты как маленький. Мы уже не просто встречаемся. Как муж с женой живем, а ты про каких-то боевых товарищей ерунду несешь. Разлюбил меня, да?
– Сама ты ерунду городишь. При чем тут разлюбил? Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Если бы было можно, я бы и родителям про тебя написал.
А вскоре Орехова вызвал к себе Журавлев и отчитал:
– Тебя младшего сержанта Новикову охранять поставили, а ты чем занимаешься? Нам радиосвязь как воздух нужна, а вы в любовь играть вздумали.
– Мы не играем, а действительно любим друг друга.
Капитан смотрел на сержанта в упор, а тот, не отворачиваясь, сверлил злым напряженным взглядом своего командира, с кем воевал вместе с сорок первого года. Журавлев понял, что вести на эту тему дальнейшие разговоры бессмысленно. Орехов, как и Мальцев, Грицевич, был его лучшим бойцом, на которого он мог рассчитывать в любой сложной ситуации.
Остывая от приступа злости, подумал, что и сам он не ангел. Где-то в эвакуации находится жена, а у него с врачом Натальей Малеевой тоже отношения отнюдь не служебные складываются.
– Ладно, иди, Костя. Только обойдитесь, если можно, без подарков… хотя бы с полгода, пока отряд на ноги не встал.
– Мы понимаем, – начал было объяснять Орехов, но Журавлев лишь отмахнулся:
– Иди и выполняй свои обязанности. Береги радистку.
Такой вот состоялся неприятный разговор.
По просьбе Бажана группа во главе с Ореховым выбрала для передачи шифрограммы место в пятнадцати километрах от базы, где находились оба отряда.
– Береженого Бог бережет, – рассуждал Илья Карпович Бажан. – Чем дальше от отряда, тем безопаснее.
– Для кого? – вступил было с ним в спор старший лейтенант Кондратьев. – Для вас, конечно. А группа из шести человек двое суток в отрыве от основных сил находиться будет.
– Пятнадцать верст туда, пятнадцать – обратно. За день обернутся.
– На войне по прямой не ходят, – огрызнулся Федор Кондратьев. – Осторожный ты, Илья, дальше некуда.
