Вспоминая проведенное с ней время, Хибики научился видеть в этом определенную иронию. Сын богача и простая танцовщица, история старая как мир и такая же горькая.
– Я буду называть тебя Сакурой, ладно?
Мэзуми рассмеялась и, зачерпнув ладонью воды из фонтана, плеснула ему в лицо. Хибики перехватил тонкое запястье, и жар нежной кожи испугал его, как пламя свечи пугает робкого мотылька. Все для него было впервые, и эта невинная встреча вечером, после занятий в школе, под косыми оранжевыми лучами, играющими в пенных струях фонтана. Девушка подсела поближе, прижимаясь к парню горячим боком, сквозь тонкую ткань сарафана он ощущал трогательную мягкость ее округлого бедра. Незнакомые чувства и желания смешались в его груди, и, повинуясь им, Хибики обнял Мэзуми за талию, гибкую, точно ивовая ветвь. Девушка обхватила его лицо ладонями и поцеловала. И наследник клана Курихара узнал, что есть жизнь куда более интересная и приятная, чем та, какую он вел на протяжении своих унылых пятнадцати лет.
Они стали встречаться чаще, в уединенных местах, посещать которые Хибики было не положено по расписанию. Он начал прогуливать курсы французского и спортивные секции, но зато музыка и рисование стали даваться юноше несравненно лучше, ведь перед глазами у него всегда была прекрасная муза в ярко-алом кимоно, такая, какой он запомнил ее с первого взгляда. Правда, Мэзуми была старше на два года и почему-то упорно не желала приходить в дом Курихара, но в этой ее робости Хибики видел только прекрасную чистоту скромности. Однажды их свидания едва не открылись. Отец вызвал Хибики в свой рабочий кабинет и в свойственной ему патетичной, немного неискренней, как теперь юноше казалось, манере напомнил ему про долг, честь и ответственность перед семьей. Хибики же больше не видел в этом того смысла, что раньше. Уходя, он полагал, что сумел скрыть изменения в себе, однако на следующий день Мэзуми не пришла на встречу. Хибики просидел на скамейке в городском парке до самого закрытия. Пошел не по-весеннему холодный дождь, и легкая одежда юноши пропиталась влагой и леденила кожу, но холодок в груди беспокоил его куда сильнее.
Не пришла Мэзуми и следующим вечером, и через день, и даже через два. Тогда Хибики вдруг понял, что совсем ничего не знает об этой девушке, ни ее телефона, ни адреса, ни родственников, ни друзей. В театре, где она была ученицей, сказали, что Мэзуми оставила танцы. Хибики казалось, что мир рушится под его ногами.
– Нам надо поговорить, сын.
Риота никогда не называл его по имени, если этого можно было избежать. Имя Хибики дала мать, погибшая в прошлом году, и о ней не принято было упоминать. Хибики приготовился к очередной порции нравоучений, но отец удивил его:
– Сын, ты будущий наследник семейного дела Курихара. Ты получаешь блестящее образование и воспитание. Я могу, наконец, спокойно заняться своей жизнью. – Он нахмурил брови, точно ожидая упреков. – Сын, сегодня вечером я познакомлю тебя со своей будущей женой.
Хибики привык повиноваться. Слово отца для него было все равно, что приказ для солдата, но то, что юноша услышал, привело его в ужас.
– И не смей перечить. Свадьба – дело решенное.
До самого вечера Хибики просидел в своей комнате, и мысли о Мэзуми не давали ему покоя. И вот настал час, когда служанка оповестила о приезде гостьи – будущей хозяйки дома. Воображение юноши успело нарисовать некий абстрактный образ мачехи, почерпнутый в основном из литературы, и, спускаясь к ужину, он полагал, что готов к чему угодно.
Ярко-алый шелк платья ослепил его.
– Хибики! – позвал кто-то по имени суровым голосом. – Хибики, поприветствуй госпожу Накано Мэзуми.
Она была очаровательна как никогда, но куда делась невинная чистота взгляда и естественная легкость движений? Мэзуми казалась великолепной куклой в красном платье, точно специально подобранном в тон того самого алого кимоно, в котором она давала свое выступление среди цветущей сакуры. Хибики не вынес ее взгляда и выбежал вон.
Он испугался. Испугался того, о чем подумал, глядя в глаза девушки, которую любил. На долю секунды в его голове промелькнули обрывки черно-белых картинок, вереницы бессвязных фраз, среди которых он сумел выцепить главное. И очень скоро оно получило подтверждение.
– Сын, я долго терпел твое безответственное поведение, – строго начал отец, вызвав Хибики к себе несколько дней спустя. – Ты перестал посещать школу и больше месяца не являлся на дополнительные занятия. Я закрывал на это глаза. Но теперь Мэзуми ждет моего ребенка, и он может унаследовать мое состояние вместо тебя, потому что ты слишком мягкотелый для этого. Я не могу поверить, что ты плоть от моей плоти.
Хибики не сразу понял, что губы отца давно не шевелятся, и последние слова он не произносил, и все же они читались в его глазах. Юноша невольно сделал шаг назад.
– Отец, я…
– Я думал, что ты верно усвоил важность чести и долга в жизни мужчины. Если Мэзуми родит мне сына, я смогу воспитать его лучше твоей матери.
И снова последнюю фразу мужчина не произносил, но Хибики слышал ее так же четко, как если бы сказал ее сам. Его захлестнула волна гнева и жгучей, невыносимой обиды.
– Да это не твой ребенок! – выкрикнул Хибики. По лицу Риота пробежала тень.
– Ребенок? Кто тебе сказал?!
Юноша понял, что каким-то образом услышал, о чем думал отец, и не смог остановиться:
– Она сама не знает, от кого его нагуляла! Она же тебя обманула, ты что, не понимаешь?! Спала с тобой, потому что ты ей подарки делал!..
Хлесткая пощечина опрокинула Хибики на пол. Отец навис над ним, красный от гнева, но отчего-то Хибики было не страшно, а смешно. Он смеялся, когда его схватили за грудки и рывком вздернули на ноги, смеялся, когда новый удар ожег щеку. Смеялся и не замечал, что уже давно не смеется, а плачет.
– Наглый щенок! – рычал Риота, руки его дрожали. Юноша улыбнулся ему в лицо:
– Я ее любил, отец. А что делал с ней ты?
Тренировочный меч синай с размаху врезался в мягкую преграду, и сдавленный стон Сэма вывел Хибики из транса.
– Я же без доспеха! – Парень потер ноющее плечо. – Курихара – ты монстр!
Хибики опустил меч и провел рукой по лбу, как бы сбрасывая ненужные мысли. Чандлер понимающе покачал светловолосой головой:
– Что на этот раз? Свои или чужие?
– Свои…
Хибики отпустил рукоять и прижал обе ладони к лицу. Дрожь, вызванная нахлынувшей яростью – постоянным напоминанием о той боли, – все равно бы не дала ему продолжить тренировку. Сэм подошел к нему:
– Я могу помочь.
– Нет! – Хибики отшатнулся. – Ты не должен переживать то же самое, что и я.
– Дурак. – Сэм не обиделся на резкость. Привык. – Я сам решил разделять все с тобой, помнишь? Давай же, совсем немного. Я даже ничего не замечу.
И он без предупреждения обнял парня.
