Кстати, я более или менее разобрался с небольшими странностями в поведении кольца. Кажется, оно было на грани открытия возможности переносить своего оператора еще куда-то, но для превращения упомянутой возможности в реальность на этом следовало максимально сосредоточиться, чего я совершенно не собирался делать от слова «вообще». Кажется, из-за этого переходы в двадцать первый век стали получаться чуть труднее, но зато обратно – заметно легче. Именно с этим было связано повышение грузоподъемности, удивившее Катю в начале лета. Меня такое положение дел вполне устраивало. Ведь оно означало, что если уж я смог попасть из палеолита в двадцать первый век, то обратная дорога откроется обязательно и с куда меньшими усилиями. И чего, спрашивается, можно желать еще?
В Москве же все шло без каких-либо неожиданностей. Доллар с евро, как и почти весь год до этого, потихоньку ползли вверх, рубль и реальные доходы населения – вниз, цена нефти падала, цена бензина росла. В общем, лично я не видел никаких нарушений стабильности.
Правда, в институте начали поговаривать о грядущем сокращении штатов. Никто ничего толком не знал, но ни один не сомневался, что сокращать будут не начальство, а инженеров и младших научных сотрудников. Впрочем, меня это не очень волновало, хотя я был именно инженером.
Третья зима в прошлом пришла рано, в конце октября, и была довольно морозной. Еще до нового года по нашему берегу пролива стал намерзать лед. Катя слетала к материку и убедилась, что и там то же самое. Ксения даже начала волноваться, как бы пролив не замерз вообще. Я – пока не очень, ибо с той скоростью, с которой шло расширение ледовой полосы, для завершения процесса потребуется лет пять. Кроме того, в проливе хоть и не очень сильное, но все же течение. Однако на всякий случай следовало принять хоть какие-то меры, и Паша увеличил интенсивность лесозаготовки, а я сел рисовать эскизы судна повышенной грузоподъемности.
Наш новый катамаран, который мы еще в процессе изготовления назвали «Мамонт», был готов двадцать второго ноября, а двадцать четвертого совершил свой первый поход к материку. Задержка была связана с тем, что мы ждали погоду.
В первоначальный проект пришлось почти сразу вносить изменения. Ибо возник вопрос – а как его спускать на воду и, главное, потом вытаскивать оттуда? Ведь почти везде вдоль берега лед, а к февралю, наверное, он будет везде без всяких «почти». Я обозвал себя идиотом за то, что не посмотрел в Интернете, как эта проблема решается в двадцать первом веке. Ведь не может быть, чтобы никому до нас не потребовалось спустить лодку на воду, когда вдоль берега лед! Но путь к Интернету остался на Запятой, а я сидел на Родосе, поэтому пришлось думать своей головой.
После недолгих раздумий я решил несколько усложнить каркас. По первоначальному проекту он клался поверх поплавков и привязывался за специальные петли к их брезентовым оболочкам. Теперь же каркас дополнялся двумя изогнутыми брусьями-килями, охватывающими поплавки снизу. То есть получился какой-то гибрид ледокола с санками. Предполагалось, что сооружение сначала поедет по льду именно как сани. Потом лед начнет над ними проламываться, и в этот момент экипаж, ранее его толкавший, должен быстро запрыгнуть на палубу. Вес корабля увеличится, и дальше он уже сможет добраться до свободной воды в режиме ледокола. Ну и назад – в обратной последовательности.
В первый поход «Мамонт» повели мы с Катей, хотя изначально предполагалось, что постоянным капитаном, механиком и рулевым на нем станет Павел, а испытания мы будем проводить втроем. Однако, узнав о наших планах, Ксения завопила:
– Да вы что, ребята, совсем с ума спрыгнули? Вот возьмете и утонете все разом, что я тогда одна делать буду? Меня же неандертальцы совсем не слушают!
Тут Катина подруга, конечно, слегка преувеличила. Хоть она и пользовалась у местных наименьшим среди нас четверых авторитетом, но все же имела на них определенное влияние.
– Типун тебе на язык, дура старая! – брякнул Паша.
– Это кто тут тебе старая? – возмутилась Ксения.
– Ладно, извини, ляпнул не подумав, – пошел на попятный Павел. – Молодая дура.
Однако мы с Катей пришли к выводу, что зерно истины в Ксюшином вопле все же есть, и в первый рейс отправились вдвоем, решив, что Павла потренируем потом, когда убедимся, что «Мамонт» нормально держится на воде и не имеет требующих немедленного исправления недостатков.
Спуск на воду прошел почти штатно. Единственное – лед начал трескаться как-то неожиданно и довольно быстро, и мы с Катей, не успев вовремя запрыгнуть на палубу, основательно промочили ноги. Впрочем, у нас было во что переобуться, чем мы и занялись сразу, как только «Мамонт» закачался на небольших волнах. Потом я завел оба движка, и мы поплыли, поначалу вдоль берега.
Выяснилось, что благодаря двум двигателям наш новый корабль на малых скоростях маневрирует несколько лучше «Катрана», хотя и тот не отличался особой неповоротливостью.
И вот, убедившись, что ни тонуть, ни разваливаться «Мамонт» вроде не собирается, я развернул его к материку и прибавил газу. Катамаран немного приподнял нос и бодро запрыгал по волнам. Что мне сразу понравилось – они не заливали палубу, как на «Катране». Все-таки здесь она была заметно выше, да к тому же имела пенопластовый фальшборт по всему периметру. А вот обзор вперед получился, мягко говоря, не очень – ближе тридцати метров по курсу я, сидя на самой корме, практически ничего не видел. Пожалуй, сиденье рулевого надо будет слегка приподнять, а пока Катя работала впередсмотрящим, время от времени предупреждая меня о попадающихся на курсе льдинах.
Я прибавил обороты до максимума и посмотрел на спидометр – хоть и самодельный, но достаточно точный. Надо же, пятнадцать километров в час! Да еще при волнении балла три. Не ожидал.
– Это он сейчас пустой, – прокомментировала Катя. – Полностью груженный, боюсь, и десяти километров не выдаст. Но зато у него с грузом нос опустится, и у тебя улучшится обзор. И хватит гнать, а то меня уже всю забрызгало.
Путь до материка занял сорок пять минут. Потом мы около километра проплыли вдоль берега, выискивая наиболее удобное место, где можно будет пристать. Оно нашлось в той бухте, откуда кроманьонцы начали атаку на наш остров. Но высаживаться на берег мы не стали, а развернулись и двинулись назад, домой, на Родос.
У кромки льда я заглушил движки, перешел на нос и, взяв лежащий там небольшой якорь с веревкой, забросил его метров на двадцать вперед. Потом прицепил веревку к питающейся от аккумулятора лебедке, и она подтащила наш катамаран к самому якорю. Однако лед под полозьями все еще как-то довольно подозрительно потрескивал, и я повторил операцию, на морском языке именуемую верпованием. Теперь явно можно было спокойно слезать с палубы, что мы и сделали. Испытательный заплыв прошел успешно.
– Все, дорогая, теперь ты как минимум полгода никуда не летаешь и не плаваешь, – подвел итог я.
Катя кивнула. Если она не ошибалась в расчетах, у нее уже пошел шестой месяц.
Неандертальцы были готовы хоть на следующий день отправиться за добычей, но им пришлось подождать. Сначала я быстро доработал катамаран – сделал сиденье рулевого регулируемым по высоте и установил на носу мощную рогатку для якоря. Теперь она могла за один раз выбрасывать его на пятьдесят метров. Потом пять дней тренировал Павла, плавая с ним туда-сюда по проливу. Затем наступило первое января, а начиная с полудня второго задули сильные ветры. В общем, первый настоящий рейс «Мамонт» сделал только девятого числа.
