– Зачем вы так про себя?
Темьянова подняла густые дугообразные брови, ее впалые глазницы от этого показались еще глубже.
– Иногда лучше посмеяться над собой, чтобы не заплакать. Знаете, Людмила Вячеславовна, у стариков перед глазами вся прошедшая жизнь. Время от времени они выбирают маленький кусочек и переживают его заново. Таких кусков множество, найдешь на любой случай. Но есть в наших воспоминаниях такие детали, которые не поймут молодые… – Темьянова поправила шарф, прикрыв шею до самого подбородка.
– Вам холодно? – обеспокоенно спросила Дайнека.
Федор остановился.
– Нисколько, – ответила Лукерья Семеновна, и Федор возобновил движение.
– Мы говорили про подробности, – напомнила Дайнека.
– Про детали, – исправила ее Темьянова и добавила: – Это разные вещи. Вы заметили? Старики любят говорить о себе. О том, какими они были в молодости, как им жилось.
– Заметила.
– У нас в пансионате все говорят про театр.
– Это точно, – улыбнулась Дайнека.
– А мне детство мое вспоминается, – с грустью проговорила Темьянова. – Наш дом, буфет, кровать с панцирной сеткой. Слышали о таких?
– Нет, не слышала.
– Да ну же, металлическая такая, с хромированной трубчатой спинкой! – Темьянова махнула рукой. – Впрочем, откуда вам знать. Об этом знают только люди нашего возраста…
– Так что там про кровать? – вежливо напомнила Дайнека, намереваясь дослушать ностальгические воспоминания Лукерьи Семеновны.
– Когда я была маленькая, спала на такой кровати. Перед сном мама расплетала мои косички, вынимала из них атласные ленты и наматывала на хромированную трубу изголовья. За ночь они разглаживались, и утром их можно было снова вплетать в косы. Мне нравилось, чтобы на спинке было много таких ленточек – разных цветов, широких и узких. Получалась настоящая радуга. Боже мой, как я скучаю по этому времени… Да вы посмотрите, кто к нам идет! – безо всякого перехода сказала Темьянова. – Платон Борисович! У вас выходной?
Навстречу им в спортивной одежде шел Водорезов. Приблизившись, он пожал руку Федору и кивнул остальным:
– Приветствую! Сегодня до обеда я абсолютно свободен. Жуткая выдалась ночка!
– Вы были с полицейскими? – спросила Темьянова. – Что-нибудь удалось выяснить? Известно, кто убил Ветрякова?
Водорезов пожал плечами:
– Никто ничего не рассказывал.
Тут вмешалась Дайнека:
– Лукерья Семеновна видела во дворе двоих посторонних. И это были цыгане.
– Вот и расскажите об этом Галуздину, – посоветовал Водорезов. – Кстати, я обещал вам экскурсию. – Он вытащил из кармана ключ. – Идемте в часовню?
Дайнека замялась, взглянула сначала на старуху, потом на Федора.
– Идете? Если нет – я побежал.
– Иду! – выпалила она и, попрощавшись, отправилась вслед за Водорезовым. Едва удалившись, спросила: – Вам правда ничего не сказали?
– О чем?
– Преступник оставил следы?
– Я здесь при чем? Кажется, вы с Галуздиным на короткой ноге.
– Он ничего не сказал.
– Мне-то и вовсе ничего не известно… – Водорезов кивнул на газон, по которому бегал Тишотка. – Могу показать выжженный знак.
– Где? – испуганно спросила Дайнека.
– В том самом месте, где справляет нужду ваш волкодав.
Она оглянулась, Тишотка влез на пригорок и застыл в недвусмысленной позе.
Платон обнял ее за плечи:
– Не стоит беспокоить собаку.
У третьего корпуса Дайнека сказала:
– В окне опять стоит эта женщина.
– Я же говорил, Ангелина. Она всегда там.
– Когда же она спит?
– Этого я не знаю.
Вскоре они подошли к часовне и остановились у старого дуба.
– А вот еще один символ, – Водорезов показал выжженный на земле рисунок: пучок из трех стрел.
– Интересно, что это значит? И почему он выжжен около дуба? – поинтересовалась Дайнека.
– Не знаю, – Платон похлопал рукой по стволу дерева. – Вы только представьте, Людмила, ему лет триста, не меньше!
– Значит, он стоял еще во времена графа Измайлова?
– Тогда он был примерно таким же.
– Забавно…
– Скорее, занимательно. Ствол – в два обхвата.
Дайнека задрала голову:
– А высота?
– Да кто ж его знает? – Платон посмотрел вверх. – Метров двадцать, наверное.
– Вы читали рассказ Конан Дойла «Обряд дома Месгрейвов»?
– Так сразу не вспомнить.
– Там Шерлок Холмс ищет клад на территории замка. Условное место, обозначенное в старинной бумаге. Отсчет начинался от дерева, и Шерлоку Холмсу потребовалось определить его высоту. Он измерил длину тени от палки, высота которой была известна. Потом – тень от дерева. Затем через пропорцию рассчитал искомую величину.
– Да-да… Кажется, припоминаю. Мрачный такой рассказ с трупом дворецкого, которого замуровала в подземелье служанка. Но там все было наоборот: известная высота, а самого дерева уже не было. Рассчитывали предположительную длину тени.
– Спорить не буду, – согласилась Дайнека.
– К чему вы завели этот разговор? – задав свой вопрос, Платон снова обнял ее. – Я подозреваю вас в поисках клада.
Она освободилась и опустила глаза:
– Напрасно. Вспомнила просто так… К слову пришлось.
– Смотрю я на вас, и кажется мне, что вы чего-то недоговариваете… – Водорезов достал ключ и направился к двери старой часовни. Оттуда раздался его голос: – Да здесь не заперто!
Дайнека вошла в часовню вслед за ним. Внутреннее убранство удивило ее своей безыскусностью: скромный иконостас, крест и маленький столик.
– Взгляните на пол! – громко сказал Водорезов.
Дайнека опустила глаза и увидела пучок из трех стрел, нарисованный на граните масляной краской.
– Это – третий, – она схватилась за телефон. – Нужно звонить Галуздину!
– Зачем? – разглядывая рисунок, Платон заходил то с одной, то с другой стороны. – Он нарисован не сегодня. Краска уже высохла. Этот знак предвосхитил смерть Ветрякова. А Галуздин, кстати, и сам сегодня приедет.
Дайнека сунула телефон обратно в карман.
– Знаете, о чем я подумала… Когда в прошлый раз мы говорили о том, зачем люди ставят часовни, нами был упущен важный момент. Их ставят не только в память о важных событиях, но и на кладбищах. А еще на могилах мучеников.
– Не будем о грустном, – Водорезов вернулся к двери. – Я скептически отношусь к таким разговорам.
