– Нет, не видели. Я хорошо спряталась.
– Считайте, вам повезло. Узнаете их, если еще раз увидите?
– Нет. Лиц я не разглядела, но голоса опознать точно смогу.
– До этого еще далеко, – Галуздин что-то записал в блокнот. – Вам тоже нужно будет давать показания.
– Я согласна.
– А я вас не спрашиваю. Я констатирую.
– Завхоза пора брать, – уверенно сказала Дайнека. – На него уже полно компромата.
– Что? – сквозь смех поинтересовался Галуздин. – Что вы сказали? – Не дожидаясь ответа, он воскликнул: – И зачем я с вами связался! Детский сад какой-то, ей-богу!
– Я и про халат все узнала.
– Тогда валите до кучи…
– В пансионате никто не носит белых халатов. Это принципиальная позиция руководства, чтобы старики не чувствовали себя как в больнице. Медсестра, дежурившая в ночь, когда убили Васильеву, сказала, что в комнату к ней не ходила и Ветрякова не видела.
– Может быть, кто-нибудь другой приходил?
– Я задавала этот вопрос. Она соврала. Сказала, что нет, и покраснела.
– С чего вы взяли, что соврала?
– А почему покраснела?
Галуздин усмехнулся:
– Железная логика.
– Между прочим, Татьяна – та самая медсестра, которая дежурила ночью, но не прибежала на крики Темьяновой.
– Опять она?
– Представьте себе – да. Не сомневаюсь, она что-то скрывает. Как можно было не услышать такие громкие крики?
– Она дала объяснения. И я их читал. Написала, что крепко спала.
Дайнека возмутилась:
– Это ж как нужно спать!
– В любом случае, обратное нужно доказывать. А доказательств у нас никаких.
– Найдем доказательства, – уверенно проговорила Дайнека. – Ветряков видел женщину в белом халате, значит, в этой истории замешана женщина.
– А как же цыгане? – следователь определенно подначивал ее.
Но она не сдавалась:
– Одно другого не исключает. Еще немного, и картина будет ясна.
– Картина чего?
– Общая картина всех трех преступлений.
– Ваша наглость не знает пределов, – констатировал Галуздин. – Она безмерна.
– Я уже говорила, что я необидчива. И вот вам еще один фактик: в старой часовне на полу – снова символ.
– Три стрелы?
– Только на этот раз нарисованный коричневой краской.
– Краска высохла?
– Да, абсолютно.
– Значит, рисовали вчера, перед тем, как убить Ветрякова.
– Водорезов считает так же.
– Водорезов? – следователь внимательно посмотрел на Дайнеку. – Чего вас понесло туда с Водорезовым?
– Он показал мне часовню.
– Поосторожнее с ним.
– Он в чем-то подозревается? – обомлела Дайнека.
– Только в одном: Платон Борисович конченый бабник. А вы, по моему разумению, хорошая девушка. Будьте с ним осторожны. Это я вам как отец двух дочерей говорю.
– Спасибо, но это к делу никак не относится.
– Ну хорошо. Не скажу вам больше ни слова.
Дайнека перешла к последнему вопросу из тех, что приготовила к разговору:
– На днях я собираюсь поехать в областной архив, в Ивантеевку.
– Это еще зачем? – поинтересовался Галуздин.
– Нужно выяснить, зачем туда приезжала Васильева.
– Уже выяснили. И, замечу, без вас. Можете не трудиться. Васильева искала документы, подтверждающие ее родственные связи с двоюродной теткой.
– Нашла?
– Нет, не нашла. Поэтому не смогла претендовать на наследство. Так что недвижимости у нее не было, как и денег. Отсюда вывод: убивать Васильеву было не за что.
– Однако ее убили. – Дайнека объяснила: – Это я констатирую.
– Надеюсь, теперь мне можно уйти? – спросил у нее следователь.
– Идите, Игорь Петрович.
– Большое спасибо! – Галуздин удивленно покачал головой, как будто не доверяя происходящему.
Решив проводить его, Дайнека вышла в гостиную, где уже работал телевизор и за несколькими столами пансионеры играли в лото и в карты.
– Людмила Вячеславовна! – к ней подошла Артюхова. – Позвольте презентовать две контрамарки на спектакль, в котором у меня хорошая роль. Спектакль состоится завтра. Простите, что не сообщила заблаговременно, но уж так получилось. Поехать можете в одной машине со мной. Ее пришлют из театра.
– Спасибо, Ирина Маркеловна! Теперь мне нужно решить, кого взять с собой.
– Возьмите Водорезова, – подсказала артистка.
Дайнека заупрямилась:
– Нет. Не знаю… Мне нужно подумать.
Глава 17
Икона святой праведной Анны
И все-таки в театр она отправилась с Водорезовым.
В Москву поехали на машине Дайнеки, потому что днем, когда она перебирала архив, ей позвонил отец:
– Людмила, нам нужно встретиться.
– Что-нибудь узнал про икону? – оживилась она.
– Узнал.
– Рассказывай.
– Это не телефонный разговор. Сегодня приеду к тебе, посмотрю, как ты устроилась, заодно и поговорим. – Он явно искал повод, чтобы побывать в пансионате и разузнать, как живет дочь.
Дайнека ответила:
– Не получится, папа.
– Почему?
– Сегодня вечером я уезжаю в Москву. Меня пригласили в театр.
– Кто? – спросил Вячеслав Алексеевич.
– Одна наша артистка. Она играет в спектакле.
– Вокруг тебя интересные люди.
– Об этом я тебе говорила.
– Как же нам быть?
– Давай сделаем так: я заеду к тебе на дачу после спектакля. – Дайнека помолчала, решая, как преподнести дополнение. – Только не удивляйся. Я буду не одна.
В голосе отца прозвучала надежда:
– Кто он?
– Главный врач пансионата Платон Борисович Водорезов.
– Старик?
– Почему ты об этом спрашиваешь? – возмутилась Дайнека.
– Ты сказала – главврач.
– Ему всего тридцать два.
– Что ж, одобряю, – обрадовался Вячеслав Алексеевич.
– Ты его даже не видел, а уже одобряешь!
– Просто доверяю тебе.
– Ловко ты вывернулся!
