Показывали в основном голимую порнуху. Сборы, по замыслу ЦК, должны были идти на реализацию молодежных проектов, но в целом оседали в карманах этого самого предприимчивого люда и отчасти — верхушки комсомольских организаций.
По особому блату кассеты показывали в отдельных учреждениях, где на просмотры собирались в полном составе коллективы. После просмотров народ делился на мужскую и женскую части и горячо обсуждал только что увиденное.
В это же время вышло постановление правительства об организации кооперативного движения, и в пустоту образовавшейся ниши хлынул все тот же предприимчивый люд, подвизавшийся ранее на разного рода шабашках, калымах, аккордах и других разовых работах, где в короткие сроки можно было зашибить приличную деньгу.
После того случая с газетой Курицин в доме Беловых появлялся редко, да и Люба не сильно благоволила к супругу, сказав однажды родителям, что жить с ним все равно не будет. А вот Володька с зятем сошелся основательно. Да это уже был не Володька, а молодой человек лет тридцати — ухватистый и жадный до всякого дела, которое могло принести скорый доход.
Закончив свой институт, Владимир был направлен по распределению в соседний район охотоведом. Отработав там положенные два года, вернулся в родные места, где стал трудиться в должности начальника Ануфриевского орехо-промыслового участка. Но и здесь у него что-то не сложилось, и перешел он в Ануфриевский же леспромхоз, отвечая за лесозаготовки в целом.
Среднего роста, коренастый, с долго не задерживающимся ни на чем внимательным взглядом, он стал для леспромхозовских мужиков чем-то вроде уполномоченного в худшем смысле этого слова. Где бы ни происходили заготовки, младший Белов появлялся неожиданно и непременно в такой момент, когда, к примеру, мужики садились передохнуть или собирались опохмелиться. Причем появлялся не со стороны дороги, а откуда-то из лесу, будто специально сидел в кустах и выжидал подходящий момент, а попросту оставлял машину метров за пятьсот до места заготовок и дальше шел пешком. Результатом появления «малого начальника», как его тут прозвали, было урезание прогрессивки, выставление прогулов, разборки на собраниях и тому подобное. Мало-помалу Белова стали бояться по-настоящему, как некоего карающего бича, который обязательно настигнет, как бы ты ни хоронился. Появившись, начинал детальный обход отведенного для заготовок участка: пересчитывал все — вплоть до пней.
— Ну что, мелкие фраера, совсем нюх потеряли, не чуете, когда начальство появится? — говорил с усмешкой мужикам. — Вы сегодня даже на резинку для трусов не заработали. И — что? Как дальше-то будем жить?
— Да мы… — гудели нестройно голоса мужиков. — Мы эта, наверстам… До конца месяца время есть…
— Конечно, наверстаете, только прогрессивки вам уже не видать. Хоть бы план натянули…
— Натянем…
— Ну-ну, тяните, я еще не раз проверю, как вы тут и за что вы тут тянете…
— Вот кровосос, — переговаривались между собой мужики, когда Белов уходил. — Ну не кровосос ли? В прошлом месяце полтора плана дали, в этом уже до отрыжки наработались, а прогрессивку платить не хотят. Зато себе оклады раздули: счас вот участок какой-то по лесовосстановлению затевают открывать.
Идея лесовосстановительного участка принадлежала все тому же Белову. За массовыми заготовками не поспевали никакие лесхозы: разрастающиеся безлесные площади занимали все большие пространства. В районе о том хорошо знали местные власти, уходила информация и наверх, в область. Кроме того, эти оголенные участки представляли из себя зоны повышенной опасности в противопожарный период. Идея Белова заключалась в том, чтобы охватить рекультивацией подобные участки и производить посадки сосновой молоди уже сразу после прошедших вырубок. А чтобы производство было рентабельным, поблизости от рекультивируемых участков производить санитарные уходы с тем, чтобы заготовленную переспелую древесину вывозить на пилораму, распиливать и реализовать на экспорт.
Идея была принята, участок получил юридический статус, и по сговору с Курициным из фондов леспромхоза Белову была выделена лучшая техника: трактора, лесовозы, рядом с гаражом — пилорама, где один из боксов предприимчивый Владимир тут же переоборудовал под сушилку, в другом установил несколько деревообрабатывающих станков. Сам же отбирал для своего участка и людей, причем молодых, сильных, трезвых. Заманивал, понятно, хорошей заработной платой, и слово свое впоследствии сдержал: люди у него получали в два, а то и в три раза больше, чем в среднем по Ануфриевскому леспромхозу.
Работа закипела. Уже в первый сезон Белов перекрыл планы лесопосадок всех трех лесхозов. Параллельно работала бригада на заготовке леса. Лесовозы везли хлысты на пилораму, и там еще одна бригада те хлысты распускала на доски. Доски закладывались в сушилку и через две недели пропускались через станки. Готовый ассортимент доставлялся на железнодорожный тупик, где грузился в вагоны, и шли те вагоны за границу.
Еще через три года Белов добился выделения участка в самостоятельное предприятие, а когда вышло упомянутое выше постановление правительства, перевел предприятие в статус кооператива под названием «Кедр», став фактическим хозяином отлаженного дела.
Тут уж развернулся в полную силу, взяв, по сговору с Курициным и, понятно, не за здорово живешь, часть плана лесозаготовок на себя.
Чтобы работать у Белова, мужики на собственные деньги приобретали бензопилы, цепи к ним, спецодежду и тому подобное. Такое положение устраивало всех: районное начальство, рабочих кооператива, ну и, конечно, самого Белова.
Не устраивали они только те предприятия, на базе которых создавались, поскольку отвлекали от основного производства лучшую технику, претендовали на ресурсы, которые могли быть использованы в целях все того же основного производства, и, следовательно, занятый на государственном предприятии персонал лишался возможности заработать лишний рубль. Однако идею кооперативного движения в стране надо было взращивать, подпитывать, пропагандировать, и названные выше моменты попросту отметались, как досадные, сопутствующие всякому новому делу, издержки.
Беловский уазик в течение дня появлялся то на одном участке, то на другом. Он сам замерял кубатуру, следил за сортировкой, за вывозкой, за качеством готовой к отправке продукции. Он был всюду, где требовался хозяйский догляд.
Владимир давно ездил на собственной «Волге», имел в райцентре дом, женился на дочери директора одного из райцентровских предприятий.
Он имел свой именной охотничье-промысловый участок, где построил добротную избу, баню, амбар и все необходимое для охоты и заготовки кедровой шишки. На участок возил разное райцентровское и областное начальство, устраивал охоту на лося, изюбря, медведя, но с обязательным приобретением лицензии и строго в установленные сроки.
— С законом надо дружить, — любил иногда подчеркнуть. — К чему придем, если один нарушит, второй нарушит, да третий, да четвертый?.. Нельзя этого допускать, ибо все должно начинаться с личной дисциплины. Тогда и в государстве будет порядок.
