— Делом твоим занимаются сурьезные люди и уже вышли на какого-то авторитета по кличке Чемодан.
— Откуда тебе это известно? — повернулся к отцу Николай.
— В Иркутске был у знакомых в неком управлении — они-то и посадили меня на самолет, чтобы я побывал у тебя в больнице.
— Что это за люди?
— Толком и не знаю, но люди государственные, правильные. Был я у их начальника на даче, Иннокентием Федорычем зовут. Вели разговоры обо всем, что происходит в стране. Кстати, благодаря этим людям я нашел вас с матерью. Так что по гроб им обязан. Осенью приедут на выселки, и решил я показать им, где золото.
— Что же заставило тебя поехать к ним?
— Участок у меня отбирают. Племянник Володька отбират. Защиты искал. Думаю, подмогут с участком-то, отстанет Володька. Шибко сурьезные люди-то…
— Владимир, видно, совсем свихнулся на деньгах. Был у меня с ним разговор, так нехорошо мы расстались. На разных языках говорили.
— Вот-вот, именно на разных. И я с ним на разных. Тока ежели миром не уйдет — до худого доживется. Земля та, Коля, обетованная, ключ ко всей присаянской тайге. Нельзя ее трогать. Короче, пакостят одни, а под удар поставлены все люди. Люди-то в чем виноваты, за что их-то приносят в жертву? Во имя какого блага, о котором с утра до ночи талдычит «телек»? И почему мы, простые люди, должны этому верить?
— Не должны — это верно, — соглашался Николай. — Говорили: в коммунистическом обществе будем жить — обманули. Говорили: демократия — это высшая форма сосуществования людей, к которой все должны стремиться, — так же обманули. Мы видим, что принесла людям демократия. Вседозволенность принесла, при которой с человеком можно сделать все что угодно.
— Уже до самой высокой политики договорились, соколики, — раздался голос Людмилы. — Не-эт, мама, одних мужиков наших оставлять никак нельзя — еще не до такого додумаются.
Женщины подошли незаметно и некоторое время прислушивались к разговору отца с сыном.
— А мы их с тобой, Людочка, сейчас свяжем по рукам и ногам и охрану над ними поставим.
— Что другое, а связывать по рукам и ногам вы, женщины, большие мастерицы, — засмеялся Николай.
— Ты Даня, наверное, устал с дороги и поесть хочешь? — спросила Евдокия. — Пойдем на автобус, а молодые пусть остаются — им тоже надо побыть вместе.
— Идите-идите, а то уж слишком много внимания моей персоне, — встал, протягивая руку отцу, Николай.
— Держись молодцом, сынок. Ты — Белов и никогда не забывай об этом.
Глава четвертая
Доверенным лицом у кандидата в мэры Присаянского района Виктора Николаевича Курицина выступил Владимир Белов, который уже на первой неделе предвыборной гонки собрал работный люд «Кедра» и, покручивая на пальце ключи от автомобиля, выждал некоторую паузу, обронил:
— Я не знаю и не хочу знать, что вы все думаете и думаете ли вообще о предстоящих выборах, только хочу предупредить: голосование лично ваше, ваших жен, взрослых детей, родителей и родственников должно быть стопроцентным в пользу означенного кандидата. Ежели, не дай бог, не будет этих ста процентов, я вас всех построю, и, как в армии, рассчитаю на первый-второй, и каждого второго уволю. Без выходного пособия уволю. И уже в поселке не будет вам ни дров, ни каких-либо иных благ — тот же огород по весне будете пахать на корове. Вот так.
И еще сделал некоторую паузу, после которой закончил:
— И не надо обвинять меня в жестокости или еще в чем-то, а надо вместе со мной делать то дело, от которого мы все живем, вот тогда и жизнь станет меняться к лучшему. Ежели же поперек моего дела и моего решения, то не взыщите, уважаемые. Как вы со мной, так и я с вами. В данном случае задача — провести кандидатуру Виктора Николаевича Курицина, который, будучи мэром, будет защищать интересы поселка и предприятия, на котором вы все работаете и от которого в ваши семьи приходит достаток.
— Мы понимам… — загудели нестройно одни.
— Согласны… — потянулись за ними другие.
— Сделам как надо… — одобрительно прибавили третьи.
— Вот и ладненько, — подытожил Белов. — По итогам выборов я вам всем выдам премию, а старикам вашим прикажу подвезти дровишек. В общем, давайте жить дружно.
Курицин разъзжал по району на подержанном «жигуленке», но одет был с иголочки. Говорил громко, напористо, что называется, резал правду-матку обо всем, что, по его мнению, было негативного в районе и что можно было поправить, если подойти к делу с умом и радением за общие интересы населения.
Но в иных случаях допускал отступления от избранной тактики и позволял себе не совсем пристойные шуточки, хотя опять же в меру. И это людям нравилось. В Курицине вообще угадывалась порода человека из высших слоев общества, что не могли не чувствовать те, с кем встречался. Он был серьезен, выдержан, слова свои взвешивал, сыпал цифрами, фактами, приводил примеры из недавнего советского прошлого, сравнивал с тем, что принесла демократия, и выходило, что Курицин собирается вернуть народу все то лучшее, что было и во что легко верилось.
— Я не обещаю вам райскую жизнь, но ситуацию в районе будем выправлять вместе с вами, потому что беда всех власть предержащих как раз и заключается в том, что дорвавшиеся до власти чиновники не считаются с мнением народа, — говорил он. — А ведь есть бесценный опыт выживания в самых наитруднейших условиях — достаточно вспомнить историю Руси, а потом и России. Мы же с вами в Сибири представляем прямых потомков тех, кто когда-то пришел сюда, обустроился и научился выживать в таких глухоманях, в такие лютые морозы, на таких громадных пространствах, в каких бы ни один народ не выжил, ведь недаром говорится: что для русского человека норма, то для немца, например, — смерть, потому что, на взгляд западного человека, они не согласуются с их обустроенной жизнью. Вот и в последнюю войну, попав в Россию, фашисты столкнулись с такими проблемами, какие оказались им не по плечу. А мы — ничего себе, живем, и живем достаточно комфортно: охотимся, ловим рыбку, сеем хлебушек, доим коровок, заготавливаем впрок ягоду, грибки, а жилье наше, которое строим себе из сибирского векового леса, самое экологичное в мире. Потому здесь, в Сибири, по выражению писателя Валентина Распутина, сложилась особая нация сибиряков. Неслучайно иные горячие головы предлагают отсоединиться от той части России, что за Уралом, и образовать свое собственное государство.
— Ну, это нам ни к чему, — возражал кто-то из собравшихся на очередную встречу с кандидатом.
— Конечно, ни к чему, — соглашался Курицин. — Мы — народ единый и к тому же — многонациональный. Хватит нам дроблений на княжества — не для того цари собирали Русь в единый кулак, а большевики создали единый и неделимый Советский Союз. Этим единым кулаком наши предки били по ливонским и тевтонским рыцарям, по татарам, по Наполеонам разного пошиба, а затем и по Гитлеру. В кулаке — сила и мощь государства, и власть должна всячески способствовать укреплению государства, во всех его уголках — в том числе и в нашем Присаянском районе. И я, в случае своего избрания, добьюсь того, чтобы в школах райцентра и всего района вопросу патриотического воспитания детей и молодежи уделялось самое первостепенное внимание. Любить свою малую родину означает любить Россию. Особое место, конечно, должно быть отведено ветеранам войны и труда, ибо сбережение памяти и уважение к старости — это тот фундамент, на котором только и может строиться настоящее и подготавливаться будущее, потому что только уж совсем глупый человек может отказаться от того бесценного опыта, который накопили предыдущие поколения. Я не хочу и не буду ничего забывать, — подчеркивал он, произнося сии слова твердым голосом и тоном государственного мужа.
