До фермы оставалось часа полтора среднего темпа ходьбы. «Вот был бы сейчас у меня велосипед! Сел бы и крути педали». Но велосипеда не было. «Черт с ним, с велосипедом, доберусь и пешком. Но все-таки интересно, чего им понадобилось на этой ферме? Кроме старого навоза, там ничего нет. Я же на ней пару раз ночевал…» Володька подумал, что последнюю часть пути по дороге идти опасно.
Мало ли кто может его увидеть, мало ли с кем он может столкнуться. Лучше пойти напрямую через лес, потом через болото, заросшее ольхой, и таким образом можно подобраться к самой ферме незамеченным. «Да, пойду по болоту. Дожди хоть и шли, но через болото можно проскочить». Володька вспомнил, как осенью собирал на этом болоте крупную клюкву. Он пошел быстрее. Его ноги путались в высокой траве, на потертых штанах оставалась цветочная пыльца. Зона в это время года вся благоухала. Кое-где в низинах пышно цвела черемуха, и, когда ветер подхватывал аромат, Володька останавливался и жадно вдыхал сладкий до приторности воздух.
– Как хорошо! – шептал он вслух.
«Лежал бы себе где-нибудь под деревом и дышал бы, дышал этим вкусным, как вино, воздухом. А потом можно было бы почитать интересную книжку-учебник. Ну ладно, вначале надо разобраться, что к чему», – и Володька Кондаков еще ускорил шаг.
Как он и рассчитывал, ровно через полтора часа он оказался на болоте. Под ногами чавкало. Володька знал, что стоит оступиться – и по шею провалишься в вязкую топь, в которой можешь и остаться навсегда. Володька осмотрелся по сторонам, затем, топором срубил тонкую сухую сосенку и, откинув старую палку в сторону, вооружился длинным шестом. Знай Кондаков, что все подходы к ферме густо заминированы, не решился бы он на подобную рискованную вылазку. Но, как водится, таким людям, как Кондаков, везет. Да и минеры полковника Сазонова, подойдя к болоту, посчитали, что через него не сможет проникнуть к ферме ни одна живая душа: непременно утонет в трясине. Когда-то раньше болото отгораживал забор, чтобы не дай Бог корова, отбившаяся от стада, не провалилась в трясину. Сейчас от забора остались только бетонные столбики, кое-где торчащие из земли. Володька осторожно брел по болоту. Пока все шло нормально. Он перебирался с кочки на кочку, земля под его ногами дышала, двигалась, словно живая, прогибаясь и вздымаясь, и каждый неловкий шаг грозил опасностью. Стоило лишь посильнее прыгнуть на кочку, как травяной покров вздрагивал и даже чахлый кустарник или невысокая ольха начинали раскачиваться, будто дул страшный ветер.
– Ладно, ладно, – бормотал, глядя себе под ноги Кондаков, – и не по таким болотам ходил… Едва он сказал эти слова, как его правая нога соскользнула и он, потеряв равновесие, провалился почти по пояс в холодную липкую трясину. Черт подери, и понесло же меня в эту сторону! Пошел бы по другому пути, не провалился бы.
Выкарабкавшись с помощью шеста, Володька сел на кочку и стал выливать из сапог воду, смешанную с грязью. Идти назад уже не имело смысла – слишком далеко он забрался. И вперед идти расхотелось. Он просидел на кочке, подставив лицо теплым лучам солнца, где-то с полчаса. Потом пересилил себя. «А может, их на ферме и не окажется… Как это не окажется? – заспорил он сам с собой. – А куда же тогда они могли деться? Не улетели же на воздушном шаре? Обратных следов не было, значит, они там». И Володька, балансируя на каждой кочке, двинулся дальше.
До фермы осталось метров триста, и начиналось открытое пространство-ольшаник кончился. Володька пригнулся. Он увидел крышу фермы, кое-где уже прохудившуюся, увидел запертые ворота. Надо же, возле здания не было ни одной живой души, не было и «КрАЗа». «Вот это да, – пожал плечами Кондаков, – неужели действительно улетели, или я чего-нибудь напутал, и отсюда ведут еще какие-то дороги?» Но все было правильно, дорога на ферму вела только одна. Раньше существовал еще один подъезд, но потом его размыло во время половодий, а сооружать новый было некому да и незачем. В необитаемой зоне никому в голову не приходило ремонтировать дороги, строить новые мосты на месте снесенных паводком. Володька затаился в кустах и стал терпеливо ждать.
Наконец его ожидания были вознаграждены. Он заметил трех человек в военной форме, вышедших из ворот, с короткими десантными автоматами, в камуфляжной форме. Они о чем-то разговаривали, курили, в общем, вели себя так, словно находились не в чернобыльской зоне, а в самом что ни на есть спокойном месте.
«Хотя может ли быть где-нибудь спокойнее, чем здесь? – подумал Кондаков. – Нигде не бывает так тихо, как в зоне. Чего они там делают? Надо подобраться. Хотя это опасно, могут секануть из автомата, и останешься лежать здесь, в кустах, медленно погружаясь в трясину».
Но любопытство сильнее страха, особенно если в твоей жизни нет событий и впечатлений, и Володька, пригнувшись, почти на четвереньках стал прокрадываться к ферме. Он решил, что доползет до белеющего бетонного столбика, от которого все можно будет рассмотреть получше, а потом, удовлетворив любопытство, вернется назад. Он достиг столбика и замер мышью.
Мужчины тем временем помочились у угла фермы и, громко хохоча, скрылись в воротах. Створки с шумом захлопнулись. «А, – догадался Кондаков, – наверное, свой „КрАЗ“ они загнали вовнутрь. Там хорошо, даже если пойдет дождь, машина останется сухой. Сколько же их там?» Люди появлялись, исчезали. Двое вышли обнаженные по пояс, тоже с автоматами в руках. «Позагорать решили…»
Вокруг щебетали птицы, иногда пролетала, со свистом разрезая воздух крыльями, дикая утка, высоко в небе кружил ястреб, ничто не вызывало тревоги. И настроение у Володьки Кондакова сделалось благостно-ленивым.
Он из-за бетонного столбика беззаботно созерцал то, что открывалось взгляду. Часа полтора, пока не затекли ноги, сидел скорчившись за своим укрытием, вдыхая запах примятой травы, полевых и болотных цветов, наблюдая за фермой. Он видел часовых, которые несли службу, видел, как они сменяются. И решил, что люди, занявшие брошенную колхозную ферму, по-видимому, кадровые военные и выполняют какое-то специальное задание. Но какое и с чем оно связано, Володька знать не мог и версий строить не стал. В конце концов эта игра в разведчика стала ему надоедать, да к тому же захотелось есть. "Вернусь-ка я к реке, соберу свои пожитки и свалю куда-нибудь подальше. Может, эти вояки затеяли учения, будут стрелять. А может быть, к ним приедет техника, то есть бульдозеры, экскаваторы, и они, как это водится, начнут закапывать деревни.
Скорее всего, так оно и есть. Наверное, это ликвидаторы".
Володька Кондаков попятился назад, волоча с собой длинный сосновый шест.
Он уходил от фермы по своему же следу, по примятой траве, и вскоре благополучно выбрался на твердую землю. Теперь ему надо было хорошенько помыться, обсушиться, чего-нибудь поесть, набраться сил и только после этого отправляться по бескрайней чернобыльской зоне еще куда-нибудь. Но даже когда Володька Кондаков уже в сумерках сидел у костра и варил похлебку, у него из головы почему-то не выходила военная машина и вооруженные люди. И не давало покоя то, что эти люди стреляли в лосиху с лосенком. То, что стреляли в него самого, Володьку почему-то не трогало. «Сволочи какие! Поганцы! Зачем губят живое? Что им сделал этот лосенок, едва научившийся ходить? Зачем они его убили?» Но пожаловаться на произвол было некому. Да и жаловаться Володька Кондаков не стал бы, даже найди он здесь егеря. Пожалуйся он, его тут же схватили бы самого и упекли куда-нибудь подальше. Конечно, он потом убежал бы опять, как уже делал много раз, вернулся бы в зону. Ведь он считал себя неотъемлемой частью зоны и полагал, что она, брошенная всеми, принадлежит ему.
