– Где там? Ты можешь сказать точно? Можешь показать на карте?
– Нет, не могу.
– Тогда расскажи.
– Там колхозная ферма, заброшенная… Большой коровник на холме. Сбоку болото, через болото я и подобрался к ферме. Они все там.
– Так кто «они»?
– Военные, с автоматами, в пятнистой такой форме…
– В камуфляже?
– Да, в камуфляже, мать их…
– Они и в тебя стреляли?
– Да, я хотел пробраться поближе. Они схватили киношников.
– Каких киношников?
– Ну, приехали ко мне в гости, кино снимали. Я их возил по зоне. Они еще хотели потом поехать в церковь.
– В какую церковь?
– Где живет сумасшедший поп.
– Какой поп? Что ты несешь?
– Самый обыкновенный, настоящий поп. Он вернулся в зону. Раньше у него здесь был приход, а потом всех выселили, а он вернулся…
– Про сумасшедших мне понятно. Дальше, про военных рассказывай.
– Они на ферме. Киношники поехали к ферме, хотели снять военных. У них камера, журналист Виталик с ними, мой друг. Он на белорусском телевидении работает, хороший мужик, совсем не жадный. Я его давно знаю, он каждый год в зону приезжает кино снимать…
– Ага, и это понятно.
– А их режиссер говорит, надо снять военных, мол… Они и поехали к ферме.
Машина взорвалась.
– Все погибли?
– Нет, погиб только Толя, шофер. Стриженый такой, хороший мужик… Раньше танкистом был, он сам рассказывал. Их автобус взорвался…
– А где остальные сейчас?
– Кто? – не понял Кондаков.
– Ну, твои друзья, киношники или телевизионщики, как их там…
– Их захватили. Повели на ферму. Я хотел пробраться, но не смог, меня заметили и начали стрелять. А потом за мной погнались. Я еле унес ноги через болото. Они, наверное, думали, что оно непроходимое, а сейчас дождей не было, и я смог пробраться.
– Понятно. Это далеко отсюда?
– А где мы сейчас?
Глеб вытащил карту и начал объяснять Кондакову:
– Вот видишь – дорога? Мы где-то здесь, вот в этом месте.
– А вот ферма! Вот же она! – корявым пальцем Кондаков ткнул в карту. – Вот и болото.
– А говорил, показать не сможешь. Сколько, говоришь, их человек?
Кондаков пошевелил губами, загнул пальцы:
– Десять-двенадцать, – после этого он взялся объяснять, как ходят часовые возле фермы.
– Как ты себя чувствуешь? – Глеб заглянул Володьке в глаза.
– Уже лучше. Ничего. Они в меня стреляли, зацепили, стреляли, как в собаку. И лосенка убили… – по впалым щекам Володьки Кондакова потекли слезы.
– Ладно, не плачь, мы с ними разберемся. Я все-таки тоже военный и кое-чего умею.
– Не надо туда соваться, не надо! Поехали, скажем милиции на посту.
– Какой милиции? Ты представляешь себе разницу – какая-то милиция и ФСБ?
– Какая уж попадется. Там есть один нормальный лейтенант, он меня как-то отпустил, – и Володька Кондаков поведал Глебу историю о том, как его однажды поймали два сержанта на «уазике» в выселенной деревне, а лейтенант отпустил…
Таким образом, благодаря своему новому знакомому, чернобыльскому бомжу, Глеб Сиверов узнал место, где находятся преступники, и то, что они достаточно хорошо вооружены. Он догадался, что скорее всего все подходы к ферме заминированы – об этом свидетельствовал взрыв автобуса киношников. Значит, там профессионалы, если они так тщательно все продумали. И ему, безусловно, придется попотеть.
Глеб быстро прикинул: до милицейского поста, до того места, где может быть телефон, километров восемнадцать-двадцать. И ему обязательно надо связаться с генералом Судаковым, во что бы то ни стало надо сообщить, что он обнаружил место и что предположительно к утру все будет закончено. А в том, что он справится с двенадцатью вооруженными преступниками, Глеб не сомневался, хотя и на легкую победу не рассчитывал.
– Я смогу пробраться через болото, подойти к ферме?
Кондаков с удивлением посмотрел на этого высокого, сильного человека и отрицательно замотал нестриженной головой:
– Нет, мужик, не пройдешь никогда. Там только я, да и то днем, с каким-нибудь шестом. Там трясина метров пять глубиной. Ухнешь – и с концами.
– Ага… – недовольно нахмурился Глеб, – А как к этой ферме еще можно пройти?
– По дороге, как все люди.
– А ты чего не пошел по дороге?
– Дорога хорошо видна, они бы меня заметили и пристрелили.
– Но ведь сейчас ночь!
– Нет, по дороге лучше не ходить, там, наверное, мины, – проявил сообразительность Кондаков.
– Это тоже правильно. Вот что: ты сейчас пойдешь на милицейский пост. У них, наверное, есть телефон, есть рация. Я тебе напишу номер, ты по нему позвонишь, скажешь, что ты от Слепого. Понял?
– А говорил, из КГБ… Кличка, как у зека…
– Фамилия у меня такая – Слепой.
– А…
Володька Кондаков догадался, что своему спасителю лучше не прекословить.
Да и хотелось помочь ему, ведь тот сделал укол, перевязал, дал воды, потом дал еще каких-то таблеток, от которых сделалось легче.
– До милиции далеко, километров восемнадцать.
Но если напрямик, то – девять.
– Вот и иди напрямик.
– Они не дадут мне звонить. Они меня схватят и отправят в приемник, начнут выяснять, кто я, что я…
– Дадут позвонить. Вот тебе мое удостоверение офицера ФСБ, – Глеб вытащил из кармана удостоверение сотрудника ФСБ на имя Федора Молчанова и передал его Володьке. – Скажешь, я тебе приказал срочно связаться с Москвой. Вот тебе номер, по которому ты позвонишь.
– А что я должен сказать?
– Я тебе все напишу. А если милиция не разрешит звонить, скажи, что генерал Судаков пошлет их всех куда Макар телят не гонял и им всем не поздоровится. Понял теперь?
– Понял, понял. Я все понял, Федор. Одного не пойму: Слепой ты или Молчанов?
– Да какая разница! Главное, я человек хороший.
– Это точно!
Глеб сел и быстро написал записку генералу Судакову, вернее, то, что должен был по телефону сообщить бомж Кондаков в далекую Москву.
– Иди. Хотя погоди. На тебе воды и возьми чего-нибудь пожрать.
Они расставались, как старые друзья.
