Баня принадлежала генералу транспортного управления. И хотя это помещение сдавалось в аренду некой фирме под мастерские и мойку, все приглашённые знали кто здесь хозяин.
Это был старинный друг тестя Сергея — Журов Поликарп Афанасьевич. Ему было под шестьдесят. Среднего роста. Плотного сложения с волевым подбородком, он мог олицетворять в кинематографе образ настоящего силовика. Если бы не голубые глаза. В сочетании с жесткой мочалкой чёрных как смоль крутящихся мелким бесом волос, они казались совершенно беспомощными.
Журов присутствовал на похоронах и, как все, обещал заботиться о семье Ткача. Хотя он и не представлял тогда, чем сможет помочь, поскольку чувствовал, как шатается кресло под ним самим. Но отставать от других не стал.
Генерал-майор Журов устал ждать очередного звания. Молодые наседали со всех сторон, и пять лет назад он решил просто пожить для себя. Купил себе однокомнатную квартиру и стал жить с молодой девушкой, которую привёз с отдыха на Иссык-Куле. Он не любил современные вертикали, о которых тындычил президент, поскольку они быстро возникали и ещё быстрее разрушались.
Постоянным оставались только старые добрые знакомства.
Чтобы не затеряться совсем в этой тасуемой часто сменяющимися министрами колоде, он приглашал к себе в баню руководителей силовиков и своих знакомых — солидных бизнесменов, которые сколотили состояние на железной дороге. Он бы и не впутывал в общение гражданских лиц, но кто-то же должен был организовать стол и обслуживание по высшему разряду!
Все последние годы Поликарп жил, как ему казалось, на компромиссе. Избегая ссор и конфликтов. Он отдал жене карточку, куда переводилась официальная зарплата, и та его не доставала. Дети были уже взрослые, жили отдельно. Они не поняли поступок своего отца, но видя, что мать не в обиде, продолжали изредка навещать Поликарпа, приглашая его на дни рождения и другие праздники. Журов не отказывался, приходил один, но ненадолго. Внизу в машине его всегда ждала Гуля.
Баню Поликарпу отдал его знакомый вор в законе Гурам, когда почувствовал, что прибыли она не приносит. Сиженная молодёжь, один раз сюда попав и узнав, кто хозяин, отказывалась платить, ссылаясь на воровское братство.
Вот и придумал Гурам байку о том, что за последнюю ходку ему срок «скостили», а в зачёт баню забрали. Молодой криминалитет возмущался недолго. Как увидели на воротах милиционера — стали платить.
Соответственно, доля от прибыли и немалая, шла Журову. Были кроме этого у него и другие источники доходов. Такие, как торговцы в поездах, гостиницы в старых вагонах, брошенных в тупиках, вокзальные ларьки.… Но здесь он не совался. Грамотно расставленные руководители всегда делились с ним прибылью. Периодически приезжали с министерства гонцы с проверками, намекали на необходимость пополнения московского бюджета. Но Журов только кивал головой, а на коллегии и другие мероприятия возил руководителям подарки. Деньги заносить не умел.
Гурам, через своих людей комплектовал баню обслугой и продуктами. Когда надо присылал девчонок. Сам тоже изредка заглядывал, знакомясь с приглашёнными попариться генералами и другими руководителями силовых структур.
Журов любил свою форму и даже в баню приезжал в генеральском кителе, в отличие от тех, кто по новой моде скромничал, боясь попасть в прессу.
На сегодня он пригласил Ткача — исполняющего обязанности начальника городского управления. Ходили слухи, что сам начальник, был уже пару месяцев на больничном. Хотя и вёл у себя заочно какой-то ремонт. Никто не собирался помочь ему остаться в должности.
Москва считала, что он не перестроился: когда от силовиков потекли рекой деньги в Москву, он по — старинке продолжал возить дорогие подарки, коньяк, виски, сувенирное оружие. Там решили, что он скряга. Журов предполагал, что впереди его ждёт такая же участь.
До Журова доходили слухи, что заместитель начальника управления — Ткач, в отличие от своего руководителя, держит нос по ветру. Знает, что почём и не стесняется заносить куда нужно. Один раз они виделись на похоронах тестя Ткача, а потом несколько раз на совещаниях в министерстве. Но дружбы пока не возникало — возраст был разный, а соответственно и отношение к службе другое. И теперь Журов пригласил его познакомиться поближе в узком кругу — может пригодиться!
Вместо компьютерного монстра, при входе Ткача встретил майор милиции и проводил в гостиную. Журов вместе с тремя своими приятелями уже сидели в центральном холле, завёрнувшись, словно бугристые клумбы, в цветастые простыни. Закусывали чёрной икрой, черпая её общей ложкой из литровой банки. Размазывая по горячей булке, предварительно пропитанной сливочным маслом. Нарезки рыбы, колбас и сыра оставались нетронутыми. Молодые ребята южных кровей расставляли овощи и фрукты.
Журов сидел с краю и легко поднялся навстречу гостю, круглое лопоухое лицо которого, снова, как и в предыдущие встречи, напомнило ему кого-то из знакомых.
— А вот и будущий начальник главного управления пожаловал! — искренне обрадовался он, представляя друзьям Ткача, который прикинувшись смущённым, озирался по сторонам, — прошу любить и жаловать!
Генералы попытались встать.
Самый толстый из них, генерал Минюста Игнатов, стал шарить ногой соскочившие под столом шлёпанцы. Но потом, бросив это безнадёжное дело, опёрся о стол левой рукой, и, оторвав от кожаного дивана свою задницу, протянул правую для приветствия. При этом простынь распахнулась, и он голым круглым животом, покрытым редкими длинными волосами, чуть не опрокинул стол. Смутился. Поздоровавшись, снова плюхнулся на место, запахиваясь.
Сидевший слева на диване долговязый, но с хорошей выправкой, генерал таможенной службы Ефимов Семён Борисович легко вышел из-за стола и протянул Ткачу жилистую загорелую руку.
— Рад Вас видеть в нашей компании произнёс он, блеснув множеством золотых коронок на зубах. Улыбка ещё более состарила его продолговатое лицо, углубив морщины у носа и глаз.
— Хватит тебе улыбаться, — пошутил подошедший руководитель университета МВД Кудашкин Максим Николаевич. Коренастый, невысокого роста с приспущенной простынёй на плечах, оголившей накаченные бицепсы, которыми он хвастливо поигрывал, периодически напрягая.
Он протянул свою мощную клешню, почувствовав как ладонь Ткача, похожа на тесто готовое просочиться сквозь пальцы его дружеского рукопожатия, не рискнул выразить таким образом свою симпатию. Подумав, что молодёжь пошла хилая, сказал:
— Очень рад знакомству!
— Сначала переодеваться, товарищ генерал, — обратился к Ткачу Журов, с улыбкой спасая положение, и жестом пригласил пройти в раздевалку, — Не обращайте внимания, Кудашкин у нас маньяк по тяжестям и ещё по кое-кому!
Проходя коридорами, объяснял:
— Вот здесь один туалет, здесь другой, комната отдыха, ещё одна комната отдыха, бильярдная…
Раздевалки было две. Обставлены одинаково просто: десяток шкафчиков, скамейки с мягкими сиденьями, на стенках — зеркала, тумбочки со стопками банных полотенец и простынями. Тут же у входа как на параде выстроились по ранжиру резиновые шлёпки.
