И те же коллеги будут беспомощно разводить руками, делая сочувственный вид. Потому, что у отставных генералов друзей нет.
Он хорошо помнил афёру с китайской контрабандой и не случайную смерть в тюрьме Березина, заместителя Журова. Всё это подтверждало правило, что отставных генералов не существует. Если не успел занять место у кормушки, пока был при погонах, будешь так же как все хлебать щи лаптем, только с вышитыми на нём дубовыми листьями. Правила у всех систем одинаковые: «вход — рубль, выход — два»!
Не раз он говорил сыну, чтобы тот вкладывал прибыль в другое направление, не зависимое от таможенного поста. Но разве можно убедить остановиться голодного ребёнка, сосущего грудь матери, пока она даёт молоко? А Старший был именно таким.
Другое дело младший. Он артист. Объездил с труппой весь мир и продолжает колесить. Квартиру сдал в аренду. Больше ничего не приобрёл, зато везде ему были рады, что позволяло не задумываться о хлебе насущном. Несмотря на то, что Роман не был так богат как старший, именно за него Семён был более спокоен.
Снова отхлебнув из пластиковой бутылки йогурт, Семён вспомнил банную девочку Свету. Конечно её зовут не так. Но какая теперь разница. Не будет же он расспрашивать сына, какая подружка была у него на дне рождения. Семён надеялся, что больше не увидит её у Бориса. Но чем чёрт не шутит. Живёт он отдельно. Захомутает! Как женой станет, разве ж я смогу ему рассказать?
От этих мыслей на душе стало ещё противнее. Допив йогурт, он бросил пустую бутылку в мусорное ведро и пошёл в спальню.
Телевизор работал как обычно. Анфиса спала. Её голова упиралась в стоящую у стенки подушку, отчего казалась бодрствующей. Глаза были закрыты. Волосы ровно уложены и прижаты тонкой капроновой сеточкой. Она вдыхала через нос и, выходящий изо рта воздух, надувал губы, а затем неожиданно разрывал их, вырываясь наружу. При этом раздавался звук похожий на периодическое тихое пуканье.
Со временем, мы всё начинаем делать не тем местом, которым должны, — засыпая, подумал Ефимов, — мир постепенно переворачивается вверх тормашками.
Глава 18. Генерал Журов
Журов покидал баню последним вместе с Гулей, своей молодой женой, маленькой чернобровой киргизкой. Уже пять лет они были неразлучны. При малейшей возможности, он всегда старался быть с ней рядом. Она жила в купленной им квартире и училась в институте на заочном. Параллельно трудилась в дизайнерской студии, где её работы пользовались большим успехом. Как говорил её шеф: благодаря впитанному с детства национальному этническому колориту.
На работу она устроилась вопреки желанию Поликарпа и уже несколько лет удачно делала художественную карьеру, чувствуя свою самостоятельность и независимость.
После нескольких стопок водки Журов снова захотел почувствовать её рядом, и позвонил, чтобы она приехала. Гуля уже не первый раз была в бане, и вся обслуга знала её, пропуская беспрепятственно. Между собой они называли её глухонемой, поскольку кроме приветствия и кивания головой, она ничего не говорила. Незаметной мышкой проскальзывала внутрь, разыскивая своего Поликарпа.
Её полное имя было Гульнара. Отец, заблудший азербайджанец, уехал на родину после отделения Киргизии. Она его не помнила. Осталось только это персидское имя, означающее цветок граната. Знал ли её отец об этом, она не задумывалась. Жила с бабушкой и двоюродным братом в небольшой деревне на берегу Иссык — Куля, огромного прозрачного как слеза озера. Где практически всегда было тепло. Вся деревня состояла из близких и дальних родственников, которые помогали друг другу и поэтому все жили одинаково бедно. Здесь не любили длинных имён и все звали её просто Гуля.
Как только цивилизация постучалась в их деревню построенным недалеко красавцем санаторием, одним из заработков местных жителей стал национальный танец на поляне.
Взрослые женщины и бабушки, владеющие передаваемым из поколения в поколение искусством, достав из старинных сундуков свои бельдемчи, расшитые вышивкой и кусочками меха, рады были показать, что они умеют. Но постепенно их оттеснила молодёжь, оставив от национальной одежды коротенький, едва прикрывающий коленки камзол.
Мужчин к танцам не привлекали, поскольку никакой уверенности в то, что они придут трезвыми, не было. В деревне они были дефицитом, поэтому их просто жалели.
Гуля с детства любила танцевать и с удовольствием согласилась на предложение тётки выступать вместе с односельчанами. Постепенно у санатория выстроили крытую площадку для общественных мероприятий. Появился заезжий художественный руководитель и национальные танцы стали выглядеть почти профессионально.
Санаторий располагался на горячих источниках и на лечение сюда приезжали в основном из России.
Пожилые и старики рассказывали, что раньше страны были едины, и жизнь была лучше. Быть может в память об этой лучшей жизни, в деревне сохранился русский язык. В школу Гуля ходила через раз. Регулярно танцевала в санатории, а по выходным любила собирать выброшенные на берег озера старинные монеты и статуэтки, которые потом продавала приезжим как сувениры.
Пользуясь своим пропуском участницы танцев, она беспрепятственно ходила по тенистым аллеям выращенного парка, выискивая отдыхающих, предлагала им купить свой товар.
Однажды заглянув в самый отдалённый уголок, она увидела сидящего на лавочке мужчину, погружённого в свои мысли и решила продать ему старинные монеты. Увидев её, тот неожиданно вздрогнул, обознавшись, словно они были когда-то знакомы. Но потом извинился и предложил сесть рядом.
Гуля уже не помнила, о чём был разговор. Её привлекло лицо мужчины. Он был похож на героя фильма, который она когда-то смотрела с подружками, восхищаясь его мужественностью и отвагой в борьбе с врагами.
Залюбовалась его короткими кучерявыми волосами и удивительно голубыми глазами, словно в них отражался её любимый родной Иссык-Куль, подаривший ей жизнь. А теперь оказалось, что частичку его носит в себе этот мужчина….
Ещё в молодости Поликарп слышал от друзей о несравненной красоте озера Иссык-Куль и мечтал там побывать. Но всё как-то было не до этого. Каждый отпуск жена таскала его по заграничным распродажам, чего он терпеть не мог.
Получив в пятьдесят лет генерала, а вместе с ним первый инфаркт, Поликарп задумался над своей прошедшей жизнью. О рано ушедших в мир иной родителях. О младшем брате, уехавшем когда-то покорять северные широты и оставшемся там наблюдать экономический развал с героическим трудом завоеванных земель. Обнищание и поголовное пьянство брошенного населения, уже не способного самостоятельно вернуться на свои исконные территории.
О своих друзьях, которые появлялись теперь только в бизнесе. И пропадали, как только деньги были поделены. Ему казалось, что он что-то упустил в этой жизни. Прошёл мимо чего-то главного. Того, что является скрепляющим звеном между ним самим и всем, что его окружает. Ему вдруг показалось, что он потерял в этой суете себя самого. Забыл свои привычки, привязанности. То, что он когда-то любил и ненавидел. Теперь всё складывалось в зависимости от обстоятельств. Он улыбался тому, кого бы раньше не подпустил к себе на милю. Обнимался с тем, кого терпеть не мог. Говорил совершенно незнакомые и непонятные ему самому речи. С пеной у рта убеждая в их истинности.
