Повеселев, он продолжил описывать последующую хронику дня:
«Сразу после совещания…»
Но подумав, что всё-таки в дневнике надо отразить, что он где-то вздремнул, продолжил писать:
«…на пару часов прикорнул в кабинете. А уже в пять утра был вызван на происшествие. Организованное неизвестными преступниками нападение на сотрудника из МВД, приехавшего оказывать помощь местным подразделениям. Грузовик протаранил милицейскую машину и скрылся с места преступления. Только умение и опыт водителя позволили избежать лобового столкновения. Оперативные сотрудники получили нетяжкие ранения и, сразу после оказания им медицинской помощи, вернулись в строй.
Продолжают иметь место рейдерские захваты. Вечерние волнения на кондитерской фабрике, благодаря слаженной работе правоохранительных органов не допустили жертв. Проводится проверка, по результатам которой будет восстановлена справедливость. Виновные будут наказаны. И будь это мошенники, подделавшие документы, или полковник милиции, оказывающий им помощь, истина восторжествует!..»
Глава 22. Сорокин
Сорокин Михаил Фёдорович главный инспектор штаба МВД не то, чтобы не любил самолёты, а просто боялся на них летать. Именно не высоты боялся, а российских авиалиний. С тех пор, как между центральными городами стали летать Боинги, он забыл о неудобствах. Но пару лет назад, его приятель Сашка Хлыстов, умудрился возглавить в аэропорту снабжение президентского самолёта. Как он умудрился занять эту должность, только богу известно. До этого он руководил фирмой хранившей и продававшей конфискат. Видать нашлось что-то общее!
Сорокин ранее периодически отоваривался у Хлыстова строительными материалами, шмотками, аппаратурой. Всё в разумных количествах, чтобы не для бизнеса и, конечно, за полцены.
— О чём можно было ещё мечтать, — думал Сорокин, — Сидеть на таком Клондайке! Но видимо новая служба больше приглянулась Хлыстову.
И Михаил ненавязчиво стал расспрашивать приятеля о новой работе.
Будучи в подпитии, Хлыстов гордо рассказывал о необходимости и важности его работы, но иногда откровенно выдавал кое-какие секреты:
— Я же, как заботливая мама берегу нашего президента! Все продукты со спецпредприятий! А запчасти к самолёту…. Все оригинальные. Не то, что остальные — закупают у китайцев левые. Ты знаешь, что они там закупают? Эти китайцы могут делать всё! Хочешь двигатель для самолёта за полцены? Получай! Хочешь за четверть? Пожалуйста. Только работать он будет ровно на половину или того меньше. Но регистр-то разрешает эксплуатацию самолёта на срок, предполагаемый для оригинальных деталей. Вот и получается, что половина периода до последующей профилактики, самолёты летают сами по себе! Куда хотят, туда и летают. И никто не сможет им запретить лететь вниз! Ха-ха. Для этого я и сижу цербером на привязи у самого главного самолёта страны — чтоб не дай бог, какая деталь контрафактная не проползла!
Вот это и насторожило Сорокина. Ещё пару наводящих вопросов, и он понял, что Российские Боинги летают на честном слове. А поскольку Сорокин хотел ещё дослужиться до генерала, он зарёкся летать на внутренних авиалиниях.
В командировки предпочитал ездить на поездах, даже если для переезда потребуется неделя.
Ему едва перевалило за пятьдесят, и снова появилась надежда получить генерала. А это, как ему казалось, в дальнейшем решит все жизненно важные вопросы, в том числе и личные проблемы. Он и сам не мог понять, откуда у него эта уверенность. Казалось, что стоит пришить по бокам лампасы и жизнь твоя становится беззаботна. У подъезда тебя ждёт государственная иномарка. У кабинета выстраивается очередь из просителей и подношений. А женщины просто будут падать к его ногам, и складываться штабелями. Зачем рисковать — летать самолётами российских авиалиний?
Был он высокого роста. По-молодости, густые тёмно-русые волосы носил назад, как Павка Корчагин. Это был его любимый герой, и Михаил старался выстраивать себя, как учил Николай Островский. В школе, за эту схожесть характеров и напористость его так и звали. Избрали секретарём комсомольской организации класса, а потом и школы. Когда его друзья на переменке бегали в ларёк пить пиво, он составлял планы идеологического воспитания, а потом чихвостил ребят за недостойное поведение.
По окончанию школы поступил в военное политическое училище, по окончанию которого пошёл служить в милицию.
Все друзья однокашники и соседи видели в нём олицетворение целенаправленного, устремлённого к своей мечте молодого человека. Будущего продолжателя ленинских идей и планов партии, построения коммунистического общества. И только сам Сорокин знал, что всё это он делает ради одной единственной цели избавиться от навязчивого детского комплекса взращенного его родителями.
Был в лице у Михаила один недостаток и, как ему казалось, он понимал это лучше остальных. Всему виной являлись его губы. Нижняя, словно гигантская личинка, в детстве только и ждала, чтобы он о чём-то задумался. Моментально норовила опуститься вниз, слегка приоткрыв ряд зубов. А верхняя была чуть короче и походила на улитку с двумя остренькими складочками вздёрнутыми вверх вместо рожек. В детстве подруги мамы, тиская его как пупса, всегда норовили прикоснуться к ним. Или дожидались, когда он чем-нибудь увлечётся и ротик его приоткроется. Чтобы сделать «тпру», — со смехом тронуть своим указательным пальцем его нижнюю губу, опустив её вниз, заставив отпружинить, колеблясь выдавить изо рта слюнку. Весело смеясь произнести:
— «Тпру»!
Вот это ощущение «тпру» и осталось у Сорокина на многие годы. Словно каждый только и ждал, чтобы сделать ему «тпру». И дабы этого не произошло, он научился думать и мечтать во время разговора, когда его губы были заняты произнесением слов. Чем более важные слова он произносил, тем более контролировал свои губы и мог в это время думать о чём угодно. Но лучше всего это получалось, когда он отдавал приказы. А для этого надо просто пойти служить. И выслужиться до генерала.
Кто сможет сказать генералу: «тпру»? Зачем следить за своими губами? Пусть свисают, как хотят. Кто слово скажет?
Однажды Сорокину уже предоставлялась возможность стать генералом. Но, к сожалению, не срослось. В то время он служил в налоговой полиции и курировал весь северо-запад. Перешёл туда с повышением из управления по борьбе с экономическими преступлениями, как только организовали налоговую полицию.
Поскольку преобразовали её из налоговой инспекции, никто понятия не имел, что такое оперативные мероприятия и как их надо проводить. Поэтому Сорокин сразу стал начальником отдела и получил звание полковника. Хорошая была должность, да и работа тоже. Главное никто не понимал, что же всё-таки нужно делать — на какое законодательство опираться. Управление — то создали, а положение о нём ещё только корректировалось. Вот и работали по старинке.
Те, кто пришёл с инспекции — проверяли дебит с кредитом и уплату налогов. А те, кто с оперативного подразделения пожаловал — «пальцы гнули», да стращали коммерсантов, на чём свет стоит. Наезжали: документы изымали, складывали в коробки и опечатывали, нагоняли страху. Бизнесмены платили, даже если ни в чём не виноваты: законодательство менялось каждый месяц — что-нибудь да найдут! Часть официально в соответствии с выписанными протоколами, а часть на оказание материальной помощи — в карман сотруднику.
