Ткач проехал мимо.
Зачем отбирать копейку у местного участкового — подумал он. Сам с такого же начинал!
Глава 26. Мать
Мать была в доме. Маленькая ростом, толстоватая семидесятипятилетняя женщина лежала на кровати поверх цветастого покрывала, глядя в старый ламповый телевизор. Шёл очередной сериал. Её круглое лицо, похожее на солнышко, лучиками, направленными от центра делило его глубокими морщинами на сектора. Узкие похожие на борозды, они безразлично перепахивали собой нос, глаза, губы. Грозя со временем превратить лицо в однородную пашню.
Увлечённая переживаниями чужих судеб, она не слышала, как подъехала машина, и как Ткач поднялся по разъеденным жуками доскам. Три ступени крыльца жалобно застонали под тяжестью генеральских шагов. На стук в дверь она вздрогнула и, ухватилась левой рукой за металлическую раму кровати. Медленно, тяжело потянувшись за рукой, села, свесив ноги вниз. Неторопливо нащупала носками ног шлёпанцы. Глубоко вздохнув и опираясь правой рукой о кровать, кряхтя, встала. Шаркая, направилась к двери и сбросила крючок.
Ласково улыбнулась, увидев сына. Горькая давняя обида, мельком выстрелившая откуда-то из глубины чувствительной памяти, заставила её на мгновенье поджать тонкие губы, сгустив морщины у рта. Но руки уже тянулись вверх, обнимая родную кровинушку. Ткач наклонился и поцеловал мать, прижимая к себе лёгкое старушечье тело:
— Можно я у тебя переночую? Так устал от городского шума!
— Конечно сыночек, можешь даже пожить у меня здесь, — лепетала мать, — у тебя ведь машина государственная. Какая ей разница, куда за тобой приезжать. А до города здесь совсем не далеко!
Она засуетилась у плиты.
— Сейчас я тебе котлетки разогрею, вермишель отварю, привычно произносила она, отворачиваясь к холодильнику, выкладывая на стол съестное.
— Мама не надо ничего, — успокоил её Ткач, обняв сзади полные, давно потерявшие упругость предплечья, — я сыт. Вот если только чайку.
— Ну, вот так вечно, — сделала обиженный вид она, — приедешь, раз в полгода, и не покушаешь ничего. А кого мне теперь кормить?
Она снова на секунду расслабилась, и острие неугомонной памяти тут же скорёхонько кольнуло под сердце. Она до сих пор не могла простить Сергею безразличия к её второму мужу. Считала это причиной того, что через двадцать лет, прожитые с ней, он всё же ушёл обратно к первой жене. К брошенным когда-то близнецам сыновьям, увидев их в магазине — теперь рослыми красавцами, отслужившими в армии.
Она совсем не думала о том, что все те годы Ткач вспоминал своего родного отца, погибшего от руки неизвестного преступника и найденного в парке под лавкой с ножом в сердце. Потеряв его в десять лет, он совсем не ощутил глубину утраты и даже испытывал некое удовольствие, одевая позже дорогие отцовские вещи.
Но появившийся через год новый муж матери перевернул всё его сознание. Именно с его появлением Сергей осознал, что отца больше нет, и никогда не будет. Что он умер и лежит закопанным в сырой земле. Никто не вернёт его ласковых слов, поглаживаний по голове. Придя с работы, не взъерошит Сергею волосы.
И всё потому, что его место занято. То место где он спал. Где сидел, обедая за столом.
Старое протёртое кресло у телевизора теперь скрипело под чужим человеком, который просто выжил отца из жизни Сергея, вытеснил его из квартиры в парк, затолкал под лавку и ударил ножом в сердце, оставив там умирать на холоде.
Часто просыпаясь в холодном поту, Сергей вспоминал ночной кошмар, где они с отцом противостояли новому мужу матери. Но он всегда оказывался сильнее и отец в очередной раз умирал на руках сына, с торчащей из груди рукояткой ножа.
Эта юношеская обида в сознании Сергея перетекала на мать, превращаясь в жалость. Он жалел её, не стараясь понять. Просто как человека, который был долгое время ближе всех. Всегда желала ему только добра, даже неосознанно обижая.
Что, кроме жалости и своей заботы, он мог дать ей? Мир матери был всегда ему непонятен и незнаком, поэтому прощать её было не в чем. Они, молча, пили чай. Расспрашивать друг друга о жизни было бессмысленно, поскольку про мать он знал всё — каждый её день был похож на предыдущий. А в его жизни всё менялась ежечасно, так что рассказывать можно было очень долго.
Как обычно мать постелила ему на втором этаже. В маленькой чердачной комнате быстро нагреваемой солнцем и вмиг остывающей от ночного холода. Окно оказалось открытым. Белая натянутая марля не давала залетать внутрь комарам, не в силах сдержать их пронзительный угрожающий писк. Забравшись под толстое верблюжье одеяло, Сергей почувствовал окутавшие его знакомые запахи детства: горящих в печи брёвен, жжёного молока, убежавшего из поставленной на огонь крынки, засушенных в духовке ржаных сухарей.
За окном, отражаясь эхом в гулкой темноте ночи, неуёмный дровосек стучал по стволам деревьев. Кто-то угукал, охраняя своё жизненное пространство. Это был совершенно другой огромный мир, к которому он слегка прикоснулся в детстве, но теперь казавшийся совершенно незнакомым, чуждым и немного пугающим своей заповедностью. Попасть в который можно было только из этого садового домика через маленькое чердачное окно.
И неожиданно для себя, Ткач осознал, что мир, который избрал он, не единственный на свете, как ему казалось раньше. Просто уйдя от всех других, перестал слушать их звуки, чувствовать запахи, ощущать прикосновения. Выстроил свой путь узкой тропинкой среди иных миров, обходя их как жизненные препятствия, мешающие идти вперёд, не глядя по сторонам, не оборачиваясь назад и не останавливаясь, дышать в такт своему движению, чтобы оказаться где-то там впереди. Думал, что он нашёл свой единственный путь в этом мире и убедился, в конце концов, что перед ним давно протоптанная дорога, местами даже покрытая асфальтом…
Ткач положил голову на подушку, сознание покинуло его. Спал он крепко. С открытым окном. Свежий воздух наполнял его организм здоровьем.
Отец перестал ему сниться, как только новый муж матери ушёл в свою семью. В последнее время Ткач вообще перестал видеть сны. А может ему так казалось, потому, что утром он ничего не помнил. Просыпался с чувством наполняющей душу радости или муторности, но отчего это происходило, он понять не мог.
В это утро он проснулся с чувством детской беззаботности. И не открывая глаз, понял, что она исходит от наполнивших комнату запахов готовящихся блинов. Ещё не снятые со сковороды, они уже проникали к нему в полость рта и носа. Щекотали обжаренной корочкой уголки губ, хрустели на зубах, расползаясь сметанной мякотью по языку, дёснам и небу.
Продолжая лежать в постели, Сергей потянулся всем телом, достав руками обклеенную обоями стену дома, а ногами спинку кровати. Он увидел, что ветхая дверь, а за ней лаз вниз открыты. Там внизу на кухне идёт едва слышная суета, со стеклянным позвякиванием, скрипом шкафчиков и глухим постукиванием — мать накрывала на стол.
Ткач проспал, когда она затеяла готовить завтрак. Он забыл поставить будильник и мать, памятуя как было пару месяцев назад, разбудила его своей заботой в семь часов утра.
