Вот и сейчас, в кромешной тьме, согнувшись в три погибели, скользя сапогами по плесени, осторожно, чтобы не сорваться в жижу, двигалась по отопительным трубам, едва успевая за Игорем. В своём единственном белом пальто, цепляющемся за ржавую кусающуюся проволоку и, торчащие из стен кирпичи. Чувствовала жар, представляя, что именно так она сможет пройти за ним через огонь воду и медные трубы, к их общему счастью и благополучию. Глядя ему в спину, чувствуя его крепкое плечо.
Она не смотрела по сторонам. Это было бесполезно. Пробивающиеся снаружи лучи, как выстрелы, попадали в глаз, мгновенно ослепляя, заставляли останавливаться и привыкать к темноте. Она понимала, что единственным спасением в этом смердящем замкнутом пространстве был Игорь и его кожаный плащ Миклована, крепко зажатый в её маленьких кулачках.
Внезапно Бойдов остановился. Таня уткнулась в него и, воспользовавшись моментом, обняла сзади, закрыв глаза. Прижалась всем телом к его спине. Здесь она не боялась краснеть.
— Смотри, — не замечая её знаков внимания, сказал Игорь, посветив фонариком в дальний угол, где на трубах белела какая-то материя.
Тане было всё равно. Не открывая глаз, она честно ответила:
— Ничего не вижу.
— Вон там, — уже твёрже повторил Бойдов, — кто-то на матрасе лежит!
— Ничего не вижу, — повторила Татьяна, ощущая мужскую теплоту.
Когда Игорь двинулся вперёд, она чуть не споткнулась о собственный плащ, став на него ногой. Но удержалась, с благодарностью, снова ухватившись за Игоря.
Подойдя к тому месту, Игорь глухо сказал:
— Не смотри!
— Я и не смотрю, обрадовалась она, пытаясь снова прижаться к его спине.
— И не прижимайся, мешаешь! — немного грубовато сказал он.
Но эта интонация возбудила у Татьяны желание ещё сильнее прижаться. Она так хотела, чтобы у них с Игорем было хоть что-то общее, что она могла вспоминать. И представив его тон зачатком ссоры, подумала, что могла бы даже рассказать девочкам, об их размолвке!
От этих мыслей Татьяна покраснела.
На матрасе лежал человек. Точнее то, что от него осталось.
Череп, обтянутый кожей, не давал представления мужчина это или женщина. Истлевший, когда-то джинсовый костюм, оголял торчащие кости, в некоторых местах ещё покрытые кожей, обтягивающей бурую слизь. На одной ступне держался светлый кроссовок. Второго не было. Как и не было части ноги до колена. Погрызенная штанина, свидетельствовала, что он ещё был годен в пищу местным обитателям. Левая рука лежала на животе. Локоть правой был приподнят и опирался на ржавую тонкую трубу с краном. Как будто он, лёжа здесь, когда-то, приторговывал водой. А теперь продолжал душевно обнимать источник своего благосостояния. Игорь навёл луч фонарика на его правую кисть, зависшую над матрасом, и ойкнул от неожиданности.
— Ух, ты! Кажется, раритет нашёлся! — обрадовано сообщил он Тане.
Она хотела тоже что-то сказать, чтобы разделить его радость, звучащую в голосе, но не знала что такое «раритет» и поэтому смолчала.
На матрасе лежала, разыскиваемая всеми подразделениями, длинная курительная трубка, красовавшаяся в ориентировках. С обычными требованиями: установить, проверить, изучить, приложить все силы, доложить.
Её металлические вставки и узоры отливали тусклым светом.
— Давай обратно! — скомандовал Игорь, — надо вызвать группу. Пусть работают. Будем считать, что за сегодня мы свой долг выполнили.
Они развернулись и таким же гусиным шагом стали пробираться к свету.
Игорь доложил о находке Жиблову и остался охранять место происшествия. Таня осталась с ним за компанию. Они успели вытрясти верхнюю одежду от проникших в неё блох, а покусанные места смазали любимыми Таниными духами «Рижская сирень».
Прокуратура с криминалистами прибыли не скоро. В районе было несколько убийств.
Бойдова интересовало одно. Обуреваемый гордостью, он хотел разглядеть находку. Понять, с чего это такой ажиотаж вокруг неё.
Эксперт, завернув трубку в полиэтиленовый пакет, аккуратно вынес её из подвала.
— Ну что? — радостно спросил его Бойдов, — Она? Та, что разыскивали?
— Она, родимая, — с довольной улыбкой ответил эксперт и протянул её Игорю, — сверли дырку на погонах!
— Из какого музея похитили? — спросил он.
— Вряд ли из музея. Обычный новодел под старину. Видишь какая грубятина.
— В чём же ценность? — Игорь недоумевал.
Эксперт в ответ пожал плечами.
— Говорят, у какого-то чиновника спёрли из машины вместе с магнитолой.
Игорь стал рассматривать трубку.
— Вообще-то красивая, с металлическим орнаментом, — подумал он, — Правда без драгоценных камней и золота. С медными, слегка окислившимися узорами на деревянной поверхности.
Бойдов слегка протёр металлический ободок вокруг мундштука и разобрал надпись, исполненную аккуратным вензелем:
«Мусе от Пуси».
Глава 37. Первая ссора
После окончания мероприятия Бойдов вернулся домой поздно. Открыл дверь своим ключом и сразу из прихожей прошёл в ванную комнату. Там он стал возиться очищая одежду. Замочил её в кипятке и насыпал сверху порошка. Потом долго отмокал в ванной сам. Из головы не шла странная находка.
— Мусе от Пуси, — вслух произнёс Игорь.
Это же надо! — подумал он, — в городе за день по пять-шесть убийств, не считая разбоев и грабежей, а мы все ищем трубку подаренную личи каким-то гомиком! Скорее всего, таким же личи. Он представил, как завтра ему с Таней будут на совещании объявлять благодарность, и при этом весь народ будет смеяться:
— Спасибо от Пуси! Привет от Муси!
Народ оторвётся! Хорошо если бы они не прочли надпись!
Наконец приведя себя в порядок, он вышел из ванной. Направляясь в комнату, увидел на кухне свет. Игорь подумал, что его забыла погасить Юля. Заглянул на кухню и понял, что ошибся.
Юля сидела за столом, уперев грудь в его край. Руки, с покоящейся на них головой, были вытянуты вперёд. Там на самом краю скатерти в мраморных кулачках, похожих на головки фаянсовых слоников поблёскивала в свете ночника её корона. Волосы ровным веером покрывали Юлины плечи, доходя до края спины. И только лежащие на руках локоны обиженно свернулись колечком лишённые возможности дотянуться к своему недавнему королевскому убору. Можно было подумать, что она спит, Но в чёрном прямоугольнике окна, Игорь видел отражённый блеск её открытых глаз. Он словно заглядывал на кухню из немой темноты улицы, пытаясь найти здесь приют и ночлег. Оттуда, где вспыхивали фары заворачивающих во двор одиноких автомашин и светились редкие окна противоположного дома.
— Ты меня не любишь! — всхлипнула она.
