– Чтоб наш залив намертво замерз, такого почти не бывает. Это только нынешней зимой стоял нереальный дубак. Ну так я и проспал почти всю зиму.
– Как ежик?
Мои слезы совсем высохли, я даже улыбнулась.
– Типа того.
– А почему ты не вышел отсюда наружу, к людям? Неужели тебе тут нравится?
Я передернула плечами. Сергей хмыкнул:
– Не очень. Я пробовал. Сначала вообще не мог выйти, несколько лет тут торчал, надоело – ужас! Если бы не научился картинки светом рисовать, с ума бы сошел, наверное. Потом, когда смог, – покажу, где, – вышел ночью. Прогулялся. Быстро устал и вернулся – спать. Я эту сторожку сразу нашел, тут и поселился, самое уютное место. В следующий раз удалось выйти на рассвете. Походил совсем недолго: как только солнце взошло, меня как выключило там. А здесь включило. Интересное ощущение. Сейчас я хорошо чувствую, когда за Воротами светло, а когда ночь. Днем не пытаюсь выходить – бесполезно. Даже Ворота не открываются.
– Но ты мог бы прийти к нам в интернат! Жил бы у нас ночью… а днем – тут. Зато общался бы с ребятами – это все-таки лучше, чем совсем никак!
Сергей помотал головой:
– Я думал об этом. Месяц, наверное, ходил вокруг интерната, изучал обстановку. Рано утром и поздно вечером. Но когда понял, что вы вообще ничего не знаете про техно, что вам специально не рассказывают, – передумал. Понимаешь?
Я понимала. Но во мне все протестовало против такой несправедливости!
– А как же дальше? Ты что, всю жизнь будешь тут?
Сергей пожал плечами:
– Не знаю, может, и можно что-то сделать, но у кого спросить? У вашего дяди Коли? Наверное, он единственный взрослый техно.
– Он техно?!
– А ты не догадалась? Чипированный. Слышит-то небось плохо?
– Да… не очень… – поразилась я.
В самом деле, могла бы сообразить.
– Только не факт, что он знает, чем мне помочь, – серьезно сказал Сергей.
– Но надо хоть попытаться! – Я вскочила. – Идем к нам, сейчас же!
– Еще светло.
– Тогда я одна, а ты позже придешь. Только покажи, где выход.
– Ворота не выпустят, я пробовал.
– Ты один пробовал! – возразила я. – Тебе опасно, потому что светло, а мне ничего не будет. Пошли!
Сергей опять посмотрел на меня снизу вверх.
– Тебе нельзя в интернат, Аня. Тебя все ищут, понимаешь? Даже если ваш орлан за вас, это не значит, что вся юниор-полиция его поддерживает, скорее всего – нет. Я считаю, тебе надо пробиваться куда-нибудь подальше отсюда, хотя бы на Рока-Алада.
– Ну нет! – возразила я. – Если уж я отсюда куда-нибудь выберусь, то только на Центральный остров, потому что мне надо найти брата! А может, и папа с мамой живы и в тюрьме.
– И у тебя есть армия, чтобы их освободить?
– Нет, – понурилась я.
– Вот то-то и оно. Так что насчет мамы с папой – вряд ли выгорит. А вот брат… Может, брата и удалось бы найти…
Сергей задумался.
– Ладно. Что мы гадаем? Все равно надо что-то делать, а не сидеть. А мне обязательно нужно в интернат, чтобы предупредить всех, они же даже не знают, где я!
– Думаю, знают. Слепая дверь может вести только в город техно.
– Тогда почему они за мной не пришли?
– Потому что действующий, полноценный техно на острове – ты одна. Остальным не открыть эту дверь.
Чуть раньше…
Ляля старалась сделать все быстро. Виталику она, конечно, доверяла, а он сказал: «Очень нужно, очень важно, очень срочно, помоги». Конечно, она поможет Виталику, тем более, если кто-то действительно сделал гадость Насекомому. Насекомое – нормальная девчонка, хоть и мелкая еще.
Ляля бесшумно поднялась по лестнице и ступила в коридор второго этажа. Здесь было спокойно и безлюдно: кто-то занят делами, кто-то отсиживается в спальнях. И только у кабинета директора Ляля разглядела приникшую к дверям Юлю. Та подслушивала без всякого зазрения совести. Ляля недобро свела брови к переносице. Во-первых, мелкая заслуживала подзатыльника за шпионаж под директорской дверью. Во-вторых, лишние свидетели сейчас могли очень-очень помешать, и надо было избавиться от Юли понадежнее и побыстрее.
Подкравшись сзади на носочках, как только она умела, Ляля мгновенно зажала Юльке рот ладонью, а другой рукой прижала девчонку к себе и шепнула ей в самое ухо:
– Не ори. Сейчас отпущу, а ты – тихо, поняла?
Юля что-то замычала, видимо соглашаясь. Ляля разжала ладонь, торопливо увлекла Юлю за руку в музыкальный зал.
Как только они оказались в зале, Ляля плотно закрыла дверь и даже приперла ее стулом для верности. После этого грозно глянула на опасливо переминающуюся с ноги на ногу Юлю.
– Так! – начала Ляля, наставив на Юльку указательный палец. – Я все знаю. Я знаю, что это ты сделала. Не вздумай отпираться, а то хуже будет. Живо говори, как все было, или прямо сейчас идем к директрисе, и будешь рассказывать ей! Давай, я жду.
Ляля скрестила руки на груди, уничтожающе глядя на Юлю. Та захлопала глазами:
– Да я… а она… А чего она!
– Кто, уточни? – зловеще переспросила Ляля. – Ничего не пропускай!
– Анька, – чуть не плача, ответила Юля. – Почему ей можно ночью из интерната выходить и ничего за это не бывает, а другим – нет?
Дело принимало неожиданный оборот. Ляля понятия не имела о Юлиных грехах, хотя не сомневалась в том, что грехи у нее имелись. Во-первых, потому что подслушивала под дверью, во-вторых, потому что они у нее были всегда, такой уж Юлька человек. Ляля собиралась сделать вид, что она уже обо всем осведомлена и что расплата неизбежна. Можно было припугнуть Юльку, а потом пообещать молчать в обмен на то, что она немедленно уберется и не будет мешаться под ногами. А может, и еще что-нибудь вытребовать. Но раз речь зашла об Ане, имело смысл вытянуть из девчонки подробности, но так, чтобы она не догадалась, что Ляле вообще ничего не известно.
– «Другим» – это тебе, что ли? – безжалостно спросила Ляля. – Ты тоже хочешь после отбоя шастать из интерната?
– Да я просто… Но они же со Славкой все время… То орехи рвать, то вообще с территории убегали!
Она как-то делает, чтобы будильник свистел. Или эта штука от самолета. Все думают, что она спит, а это будильник! А Славка сказал: «Никому не рассказывай, все над тобой смеяться будут». А я правду говорю! – обиженно тараторила Юля.
Ляля поняла, что сейчас запутается. Ясно было только одно: все дело в Славке.
– Когда он тебе это сказал: «Никому не рассказывай»?
– Сегодня, – буркнула Юля. – Он вокруг нее: «Анечка-Анечка». А я… А мне…
