— Проще скормить пираньям! — хмыкнул Вадим. Посмотрел на молодого. Обратился к «профессору»: — Кузьмин, ты удочки взял?
— Не-а. Я спрашивал у Ганса, будет фиш? Он говорил — нет!
— А почему Виталик со спиннингом?
— Откуда я знаю? Молодые — они всегда готовы! — на шее «профессора» висела камера. — Может, везут на плантацию работать?
— Судя по французам, едем на дискотеку, — проявил догадливость Борисыч, свесившись с борта и едва не свалившись. Ухватился за леер.
Все посмотрели вниз на лодку. Неожиданно взгляды стали более осмысленны — отрезвила увиденная одежда французов. Те сидели в лёгких футболках, коротких штанах и шлёпанцах. Недовольно смотрели на русских, раздражённо переговаривались.
— Ни-чч-его не понял! — пробубнил Борисыч. — Ганс сказал, что мы идём в джунгли. Он ничего не перепутал?
— Похоже, все собрались на прогулку кормить комаров, — усмехнулся Виталик. Достал из кармана баллончик. Встряхнул, убедившись в наличии жидкости, положил обратно. — Я готов встретить малярийный гнус во всеоружии.
Ганс решил поторопить русских. Вылез из лодки и поднялся на палубу корабля. С удивлением стал осматривать костюмы. Пощупал ткань у одного, у другого. Одобрительно покачал головой. Вытянул губы. Показал кулак с выкинутым большим пальцем:
— Гу-уд! Вери гу-уд!
— Чего гуд-то? — удивился «плантатор» Вадим. Обернулся к «профессору»: — У него всё гуд! Кашаса гуд! Крокодилы гуд. Говорил же, надо было брать нашего переводчика. Всё было бы ясно. — Обернулся к Виталику: — Ты полиглот, спроси снова, куда едем?
Виталик затараторил по-английски.
Капитан только кивал головой, собирался с мыслями, радостно похлопывал русских по спине:
— Кашаса гуд! Крокодайл гуд!
— Ишь, заманивает, чёрт немецкий, улыбается, — проявил наблюдательность Борисыч.
— Я заказывал переводчика, — отозвался Кузьмин, — сказали, их в Бразилии очень мало. А в Амазонии так и вовсе… Наверно, всех покидали крокодилам за плохой перевод. Плохо учились.
— Крокодайл гуд! — снова повторил Ганс.
Борисыч показал Гансу на его короткие штаны и босоножки. Спросил:
— Гоу в джунгли?
— Я — я, — ответил тот.
— А комары? Москитас?
— Но москитас, — улыбнулся Ганс.
— Как «но москитас», — встрял Виталик, — я весь интернет перекопал. Там написано… А может, мы не на Амазонке? Куда нас этот фриц завёз?
Французы в лодке начали роптать. Стали посмеиваться, украдкой показывая на русских пальцем.
— Доверимся французам, господа, — предложил Вадим, — отдадим Москву, сохраним войско! Они уже смеются над нами. Видать, ночью мы их достали своими песнями. Пошли переодеваться. Повернувшись к Гансу, погрозил пальцем: — Ждите!
— Жидите, жидите, — повторил Ганс, улыбаясь, — шнель, шнель де руссо! Бистро!
Вадим сел на стул и, развязав тесемки, скинул сапоги. Ноги оказались обуты в кроссовки. Затем так же быстро снял куртку. Под ней — ослепительно белая футболка с зеленым ободком вдоль выреза шеи.
Остальные сделали то же самое.
Кузьмин сразу перестал походить на профессора или служителя культа. Под курткой у него оказалась черная футболка. Поперёк груди в виде триколора три словосочетания один под другим, сверху вниз: «водка белая», «небо синее», «морда красная». Стал походить на забористого патриота.
Виталик раздеваться не стал, только снял сапоги.
Под курткой Борисыча оказалась камуфляжная рубашка с погонами. На них красовались две большие звезды подполковника.
Михаил вздрогнул — за ним? Разведка?
Ганс ткнул в них пальцем:
— Милитри?
— Пеншино милитри! — уточнил Виталик.
Михаил успокоился. Ганс показал на себя:
— Пэншино мэёр.
— О! Раз майор — будешь меня слушаться! — скомандовал Борисыч. — Яйко, шнапс неси, шнеля-шнеля!
Все рассмеялись, кроме Ганса.
Начинало светать. Капитан торопил. Заставил всех надеть спасательные жилеты. Спросил Михаила, может ли тот управляться с мотором, и, получив положительный ответ, указал на корму. Сам отвязал веревку и оттолкнул нос лодки от корабля. Двинулись вверх по течению.
Французы занимали передние сидения ближе к носу лодки. Русские расположились сзади. Их слегка укачивало. Они переговаривались, лениво смотрели по сторонам. Тем не менее, по рукам ловко ходила большая бутылка и стакан. Сквозь работу двигателя изредка слышалось позвякивание. Затем кто-то из четверки закидывал голову назад, выливал спиртное, крякал. Ему подносили кусочек лайма.
— Господа, а ведь точно комаров нет! — с удивлением восклицал Виталик. Ему не терпелось испытать новое средство, которое он приобрёл в Питере по наущению туристической фирмы.
— Да какой комар на тебя сядет? — усмехнулся Кузьмин. — Ты только дыхни в их сторону — сразу попадают замертво!
— Виталик не успокаивался. Повернулся к Мигелю и что-то быстро спросил по-английски.
Тот не понял. Выдавать себя не хотел. Сделал вид, что не слышит.
— Похоже, этот здоровяк на корме не очень-то английский знает, — обратился Виталик к друзьям, — может, португалец?
— Может, и португалец, — усмехнулся пристав, — только морда у него рязанская, наша. Чем не Вадим?
Русские одновременно грохнули смехом.
Михаил сидел как каменный. Подумал, что надо придумать какую-нибудь принадлежность и придерживаться её. Португалец? Меркель может проколоть. Надо посоветоваться с Дианой.
Французы оглядывались, морщились, недовольно судачили. Ганс подозрительно посматривал через головы пассажиров на Мигеля.
Михаил сидел на корме, крепко держа румпель. У отца в деревне еще оставалась небольшая лодка. Да и мотор мог сохраниться. Бывало, они частенько бороздили озеро в поисках рыбы. Переплывали по речке в соседний водоём. Ставили сети, перемёт. В тех диких местах рыбнадзор появлялся редко. Как давно это было.
Глядя на закидывающиеся затылки своих земляков, понимая речь, он был бы тоже не прочь сейчас выпить с ними сотку кашасы. Поделиться воспоминаниями. Чокнуться за встречу, за дружбу. Помолчать за тех, кого уже нет…
На этом безмятежные мысли закончились. Кого с нами нет… Да, Николая уже нет. Задержись Михаил на день, может, и его бы не было. Всё-таки жить лучше. Пусть в Бразилии, даже на Амазонке. А что, собственно, здесь плохого? Можно даже представить, что он здесь в отпуске, с этими незнакомыми русскими.
Только вот шлейф воспоминаний никак не отрезается. Как убегал, прощался с Лили. Милая нежная… Вот бы ей позвонить, услышать голос. Пусть даже она за рулём и ругается. Пусть. Но нет. Это может её сгубить. Единственную ниточку, мою Лили… Эх, гульнуть бы сейчас с горя… или с радости…
