Через несколько дней ночью прозвенел звонок. Было странно слышать его здесь в амазонской глуши. Сначала показалось, что запела неведомая птица. Но через мгновение, Михаил осознал, что уже больше года не слышал иной музыки, чем звуки природы и мелодии примитивных инструментов индейцев. Далёкие ноты цивилизации бесцеремонно вырвали его из сна. Он повернулся на бок и взял телефон в руки — это была Лили.
Глава 26. Бегство
Как только праздники закончились, Михаил попытался встретиться со следователем. Документы можно было восстановить. Раз Франчук ни при чём, — то поможет это сделать. Необходимо будет только вшить их в дело.
Но следователь словно сгинул. Сначала отвечали, что он в отгулах. Затем — в командировке. Закралось нехорошее предчувствие.
Попробовал связаться с Сараевым. Тот ответил, что оперативное дело в производстве у Франчука и все вопросы к нему.
Михаил понимал, что это затишье долго не продлится. Так не бывает. Скрутила бессонница. Чтобы уснуть, пытался слушать аудиокниги. Не понимая содержания, продолжал гадать и строить планы на следующий день. Диск заканчивался, и он осознавал, что ничего не помнит. Сон стал прерывистым. Несколько раз за ночь просыпался от непонятного внутреннего страха. Переворачивался на другой бок, пытаясь уснуть. Когда не получалось, шёл на кухню и пил чай с мёдом. Смотрел в окно. Затем снова ложился.
Постоянно ощущал дрожь в теле, будто било слабым электрическим током.
Около подъезда замечал незнакомые машины. Стояли подолгу. Мужчины изнутри выходили покурить и снова возвращались на свои места. Сообщил об этом Франчуку. Тот посоветовал записать номера и сообщать. Сам проверял. Некоторые регистрационные знаки не совпадали с марками машин. Это беспокоило. Михаил вызывал наряды полиции проверить документы. Но район не выезжал — хватало своих забот. А оперативники Франчука вечно опаздывали.
Накопившаяся усталость проявлялась днем — несколько раз он открывал глаза за рулём и осознавал, что успел уснуть. Это становилось неконтролируемо. Михаил понимал, что так он может попасть в неприятности ещё быстрее. Возвращался домой и после еды засыпал. Таким образом, режим перестал для него существовать. День и ночь путались. Этому способствовала продолжительная темнота. Иногда, просыпаясь в два или три часа ночи, он думал, что уже раннее утро. Ощущая бодрость, принимал душ и только после этого с удивлением смотрел на часы. Снова залезал в постель.
Успокаивало, что дела в фирме шли без проблем. Часто виделся с Полиновым. Похоже, что приятель ощущал то же самое. Стал нервным и раздражительным. Вспыхивал на каждое слово. Сиваков сказал, что поедет отдохнуть на родину в Белоруссию. И как бы выбыл из сгущающейся тьмы неприятностей.
Наконец Михаил через начальника следственного отдела договорился о встрече.
— Добрый день, — приветствовал его круглолицый полный сотрудник с маленькими карими глазками и двойным подбородком. Почмокал пухлыми губами, точно держал во рту леденец, и пригласил в кабинет. — Следователь по вашему делу уехал в Москву на учёбу. Все материалы передали мне. Так что вполне можете мне доверять.
Улыбка его была беззастенчиво приторной. Он предложил Михаилу сесть к столу. Обнял за плечи, усадил. Сам расположился в кресле напротив. Вытянул пухлые руки и подтянул клавиатуру компьютера. Развернул к себе экран. Михаил успел заметить застывший разноцветный тетрис.
— Вы знаете, по какому вопросу я…
— Конечно, знаю, — прервал его следователь. Мне начальник отдела поручил вас успокоить!
— В нашем деле не хватает материалов о внедрении, — неуверенно начал Михаил.
— Что вы, любезный! У нас всего хватает. Не надо волноваться, — губы следователя снова растянулись в улыбке, — всё в порядке! Там всё есть.
— Нет, понимаете, там плёнки есть, а каким образом и кто все организовал — нет!
— Ну что вы! Дело уже закончено и направлено в суд. Сейчас находится в прокуратуре на утверждении. Маленькая формальность. И не надо так переживать. Будьте спокойны. Наш самый справедливый суд обязательно покарает преступников. А вам спасибо за оказанную помощь. И друзьям передайте!
Только последние слова немного успокоили Михаила — значит, всё же они свидетели. Но тут же зародилось сомнение. А вдруг прокуратура примет иное решение? Он неожиданно осознал всю безысходность своих стараний. Почувствовал себя маленькой букашкой под огромной пятой правосудия. И это он, подполковник милиции, прослуживший более двадцати лет! Как же могут чувствовать себя в такой ситуации простые граждане! Вдруг осознал всю необъятную беспредельную величину глобального беззакония, которое может нависнуть над человеком в любое время, в любой момент его жизни. Стоит только перейти дорогу кому-то неизвестному и всемогущему.
И от этого ощущения абсолютного бессилия стало почему-то легко. Словно он положился на свою судьбу, предоставив ей полную свободу действий.
Выйдя из управления, Михаил позвонил Лили и сказал, что соскучился по ней.
Неожиданно на границе с Белоруссией случилось недоразумение. До Николая дозвониться не могли, и Полинов поехал разбираться.
В тот же день позвонила дочка Сивакова:
— Папу забрали! — сообщила она, плача.
— Как забрали? Кто? Когда? Он что, не в Белоруссии? — вопросы Михаила звучали автоматически, почти без эмоций. Он понял, что это началось. Вот так!
— Нет! Он никуда не уезжал! Просто телефон отключил. Сказал, что хочет отдохнуть. От всех. Вчера днём позвонили домой, и он вышел на улицу. Сказал — пойдет пообщаться с друзьями. Внизу стояла чёрная БМВ. Он сел в неё, и машина уехала….
— Так может, это его товарищи?
— Но его нет уже сутки, и телефон молчит, — в трубке раздался горький плач девушки.
— Не волнуйтесь, мы его найдем, — Михаил не знал, как еще её успокоить.
Он созвонился с Франчуком. Просил установить, с какого телефона позвонили домой Николаю. Стали искать старые связи. Но все было безрезультатно.
Обнаружили Николая в институте Скорой помощи Джанелидзе. Доставили неизвестные. Спиваков находился в реанимации. Делали одну операцию за другой. Никого не пускали. Врачи отнекивались, посылали к заведующему. Того было не застать — то на совещании, то на докладе у руководства.
Но Михаил и так всё знал. Диагноз был один. Он скрывался в уголовном деле, зависшем где-то между следствием, прокуратурой и судом. Это был даже не диагноз, а приговор. Приговор всем троим. Но это же не 1991 год — убеждал себя он, и сам же горько усмехался собственной наивности — в этой стране война никогда не прекращалась!
Через день были похороны.
Франчук отзвонился, сказал, что не успеет приехать. Сараев тоже. С утра — совещания.
Михаил был с Лили. Пошел снег, и температура приблизилась к нулю. На дорогах и тротуарах захлюпала слякоть. Они купили десяток гвоздик — те очень шли к алому пальто Лили.
