Пионерские галстуки… Непреодолимое желание снова вернуло меня к фото отца Сергея — точно: галстука на нем не было. Предчувствие опасности усиливалось. Верить не хотелось. Быть может, временно снял — уговаривал я себя.
В то время всё было одинаковое: проекты школ, форма учеников, детские увлечения. Любители фотографировать таскались с громадными увеличителями на плече — точно с птеродактилями. Пластмассовые черные коробочки для проявки пленки. Таблетки химикатов в полиэтилене. Сидели под красным светом: пора — не пора. Фотобумагу из проявителя на промывку, потом в формочку с закрепителем, снова в чистую воду… Потом раздавали фотки… Сколько времени прошло?..
Заслышав шаги, я сделал вид, что смотрю альбом про Сергея, пытаюсь найти себя.
— Пойдемте чай пить, — улыбнулась Лиза.
Из детской появилась баба Зина. Она изучающе посмотрела на меня и свернула на кухню. Там уже был накрыт маленький стол. На нем чашки с блюдцами, наполненная сахарница. Посреди — корзинка с сушками.
Баба Зина села в угол. Поджала губы. Не выдержала:
— Откуда милок приехал-то?
— Мама, я уже обо всем Александра расспросила! Дай человеку чаю попить.
Бабка насупилась и недовольно уткнулась в свою чашку. Я сидел рядом, Лиза — напротив.
Теперь баба Зина не казалась похожей на мою бабушку Наташу. В дрожащих ссохшихся руках и сморщенном лице таилась настороженность. Она, поверх очков, поглядывала на Лизу. Наверно пытаясь усмотреть в ее лице любую расположенность ко мне.
«Видать — свекровь» — подумал я.
— Ну что, нашли себя? — с интересом спросила Лиза. Ее лицо немного просветлело от улыбки.
— Нет. Да я не любитель фотографироваться, — искренне сообщил правду.
— Жаль. А чем вы занимаетесь… будете заниматься? Продолжите служить?
— Что вы, эта страница для меня закрыта. Пока не определился, — неожиданно интересная мысль пришла мне в голову. Решил подстраховаться, — был вчера в отделе полиции, вставал на учёт. Приглашали к ним на работу…
Расчет оказался верным — бабка мгновенно встрепенулась. Прекратила пить чай. Сощурилась. Посмотрела на меня поверх чашки. В глазах промелькнуло:
«А я-то думала, где тебя видела, милок!»
Успокоилась. Видать кое-что старческий склероз не берет! Зрительная память не подвела. Мучившие до сего момента воспоминания об утренней встрече улеглись. Но дальше — молчит. Не рассказывает, что ходила к отделению. Видимо, скрыла от невестки.
Я с внутренней усмешкой подумал: «Что им рассказать о своей работе? Про то, как чалюсь по тюрьмам? Или вообразить себя будущим полицейским — об этом я тоже знаю немало. Баек нахватался по самые некуда».
Раздался тихий скрип. В приоткрытой двери появилось улыбающееся счастливое личико ребенка.
— Матерь божья, — всплеснула руками баба Зина. — Не спит!
Лиза вскочила со стула:
— Горе ты мое луковое! Ну что с тобой делать?
Подхватила внучку на руки, устремилась обратно в комнату. Только мелькнула цветастая ночная рубашка девочки.
Бабка продолжала качать головой. Затем склонила ее на бок, словно пытаясь заглянуть за маску на моем лице.
— А ты, милок, среди милициянеров этих знакомых не имеешь? Раз они тебя на работу-то звали? — зашептала она, опасливо поглядывая на дверь.
— Да, есть кое-кто, — ответил я истинную правду.
Некоторое время она молчала, прихлебывала чай, разминая сушку во рту. Затем решилась:
— А знаешь, я ведь туда к Серёженьке ходила. Увидеть хотела. Обещали выпустить. Позвонили на телефон. Денег попросили. Да видать обманули. Все денежки, накопленные на похороны, забрали ироды…
— Как? — деланно удивился я. — Деньги, что ли им за Сергея носили? Взятку давали?
Бабка заёрзала, засопела. Уткнулась в чашку, прижалась к столу, словно сверху на нее что-то свалилось. Снова покосилась на дверь в коридор.
— Как же без этого-то? Сказали — давай неси, иначе внуку каюк будет. У нас в стране по-другому и не делается…! Вы уж Лизоньке-то не говорите. А то расстроится. Ей и так не сладко. Целыми днями мужиков и баб на своем столе месит и месит. Только ножки скрепят. Чтоб им пусто было. А на ночь — к мужу в больницу.
— Ах, гады, — возмутился я, — старую женщину заставили с деньгами идти. Да ещё обманули.
Это было искренне — деньги же я вернул! Подумал:
«Хорошо, что стрелки на ментов перевели».
— Так надо с них спросить! — продолжил я. — Кому платили? В каком кабинете?
— Девушка секретарь, приличная такая. Полненькая! Деньги взяла у отделения, сказала, сейчас выпустят. Попросила за папиросами сходить. Сергей курить хотел. Когда вернулась, ее уж и след простыл, — старуха расстроилась воспоминаниями. Глаза помутнели, провалились глубоко, увязли в морщинах. Запричитала:
— Разучились люди жалеть, сопереживать. Думают, единственное огорчение в жизни — нехватка денег! Надеются залатать ими любую брешь в душе. О Господи, прости мою душу…
Я вспомнил толстозадую Юльку. Представил, как она волновалась, когда бабка стала дожидаться внука. Названивала Хорьку.
Неожиданно старуха встрепенулась, приподняла голову:
— А что, может ещё отпустят? Ночью обещали! Время-то немного прошло!
— Вы что же, поверили? Ночью пошли в полицию? — я изобразил на лице испуг.
— А как же мне не поверить, милок! Почитай год, как Серёженька пропал. Куда только не писали. Военком приезжал. Говорил, что парень геройски пропал. А сам в шкафы пытался заглянуть — не прячем ли где его. Думала, и вы за тем же!
— Так Сергей же на контракте был. Чего его здесь искать? Хочешь — воюй, не хочешь — езжай домой! Темнят, что ли?
— А кто их знает командиров этих, что у них на уме. Расспрашивали: когда видели в последний раз, да когда звонил. Что я скажу? Он мне и не звонил. Говорил — дорого! Все с Тамаркой любезничал. А сегодня ночью звонит и рассказывает, что задержали его поганцы ментяры, наркотики подсунули. Здесь не далеко. Родненькому дойти до дому не дали. Я бы уж его не отпустила.
Глаза старухи потекли. Морщины наполнились слезами. Она взяла полотенце с колен и погрузила в него лицо. Молча сидела, беззвучно вздыхала. Косилась на дверь.
Мне стало не по себе. Опять вспомнилась бабка Наташа на стуле. Как ладошкой сухонькой манила, сахар давала. Мать её обижала…
— Милок, может ты через своих что разузнаешь? Вдруг он сидит там до сих пор. Как-то помочь? А? Будь добренький! Запиши себе: Псов Сергей Викторович…
— Псов? — вырвалось у меня. Почувствовал собственный глубокий выдох и далее ничего. Словно воздух мне теперь не нужен, проживу…
Бабка испуганно замолчала. Полотенце упало из рук. Глядела на меня, широко открыв глаза.
