– То есть никак не пролезть?
– Ну, если только чрез тын, махом. Но там углядеть могут.
– Не углядят! – чуть подумав, с неожиданной веселостью уверил король. – Мы сейчас у ворот такое представленье устроим! Куда там скоморохам… Верно, друже Михаил?
Разбойный капитан неуверенно шмыгнул носом:
– Может, оно и верно. Только я-то не скоморох.
– А от тебя ничего особенного и не требуется. Говорить буду я, ты поддакивай только. А ребята тем временем всю усадьбу осмотрят. Ежели Саньку найдут – дальше по обстоятельствам…
– Как-как?
– Говорю, там видно будет.
На сей раз приятели действовали гораздо резче и круче. Ничего не просили, не расспрашивали, лишь яростно стучали в ворота сапогами, не обращая никакого внимания на заливистый собачий лай, да орали, словно бы в своем праве:
– Отворяй! Отворяй, собака! Иначе хозяина вашего, вора, на собственных воротах повесим и вас всех заодно.
– Да вы кто такие? – поставив лесенку, глянуло через частокол вытянувшееся от негодования лицо.
– А ты не видишь? Государевы люди! Глазенки протри, тварь подворотная. Хозяина давай зови, живо.
– Так нету его…
– Ах, нету?! Придется тогда усадьбу вашу спалить! Зови-ка стельцов, друже Мисаиле.
– Ой, не надо стрельцов, – спохватились за воротами. – Может, так поговорим? Грамоты свои покажите, да скажите, в чем хозяина нашего обвиняют?
– Сами знаете, в чем, – заходя в мгновенно распахнувшиеся ворота, ядовито ухмыльнулся король. – В умыкании чужих невест, в прелюбодеянии, в татьбе, в уводе чужого скота, в нанесении тяжких телесных повреждений, а самое главное – в злоумышлении противу государя нашего, Иоанна Васильевича! Говорят, от свеев на то хозяин ваш, Прохор-чухарь, злата не меряно получил! Ну, что вылупились? Давай, показывай, где свейское золото?
– Нет у нас никакого золота, господине, – развел руками сгорбленный хитроглазый старик лет сорока пяти.
Реденькая козлиная бороденка, проплешина, крючковатый нос. Одет небедно – справные сапоги, узорчатый пояс, поверх зипуна – однорядка доброго немецкого сукна.
– Ты кто есть таков? – Михутря недобро прищурился.
– Я-то – Онисим, своеземцев тиун. Присматриваю здесь за всем, – оправившись от наезда, старик явно осмелел. – А вот вы, господа мои, позвольте спросить, кто? Может, служки игумена нашего, або приказные? Ежели от игумена, так он бы предупредил сперва, и нечего было б так барабанить, соседей смущать.
– Ма-алчать!!! – разбойный капитан неожиданно рявкнул так, что аж собаки присели. – Плетей захотел отведать, смерд? Живо получишь у меня.
– Приказные мы, – глянув на маячивших за спиной тиуна дюжих молодцев, куда более миролюбиво пояснил Леонид. – Разбойного приказу старшого дьяка Василия Яковлевича Щелкалова слуги вернейшие!
– Извиняйте, уважаемые, не признали, – Онисим принялся кланяться, однако в хитрых глазках его никакого почтения к неведомым посетителям не было. Лишь одно подозрительное недоумение. – И все же хотелось бы хоть какую-то грамотцу поглядеть… А то хозяин вернется, спросит…
– Да ваш хозяин – тать!
– Ох, господа мои… Мы ж люди маленькие.
– Грамоту вам должон был бирич завести, вчера еще, – выкрутился король. – Вижу, не завозил.
Тиун потряс бородой:
– Не завозил, господине.
– Знать, хозяин ваш, прощелыга, о том вам не сказал! Ладно, мыслю так: к вечеру все решится.
Краем глаза Арцыбашев давно углядел, как выскользнул за ворота ушлый служка да живенько куда-то побег. Конечно, к игумену – узнать, кто это тут, на посаде, честных людей пугает. Точно ли из Разбойного приказа люди?
Пока в обитель бежит, пока его отец-настоятель примет, покуда обдумает… И все же времени маловато, монастырь-то вот он, рядом.
– Ой, дяденьки, а чего это у вас ворота настежь? – пробегая мимо, сунул во двор любопытный нос небольшенький отрок в суконной, с загнутыми полями, шапке.
– Твое какое дело, мелочь сопленосая? – гаркнул дюжий привратник. – Давай проваливай, покуда в лоб не получил.
Парнишка исчез, и Леонид потянул не на шутку разошедшегося компаньона за локоть. Пора было уходить.
– Вечером явимся с грамотой, – напоследок предупредил король. – И боже упаси вас в бега податься!
Саньки на усадьбе Прохора Горностаева не оказалось. Правда, какой-то отрок там все же гостевал, о чем, растапливая баню, переговаривались дворовые девки. Не сам по себе отрок, а со старым хозяйским дружком с Ояти. Хороший такой парнишка, симпатичный, рыженький. Тонник поначалу держал себя с ним ласково, а потом вдруг осерчал за что-то, бедолагу потащили на конюшню и долго били плетьми – и так он кричал ужасно, так кричал! А потом хозяин с тонником куда-то его увезли в возке. Как раз вчера, к вечеру ближе. Говорили, что в обитель собрались.
– Это что же, дворовые вам все так просто и выложили? – выслушав, недоверчиво усмехнулся Михутря.
Федор дернул шеей:
– Не нам, господине. Сами друг перед дружкой языками трепалися. А мы за сарайчиком хоронились, подслушали.
– Хороняки! – снова хмыкнул разбойный капитан. – Значит, говорите, в возке увезли? В обитель? Что же, попробуем и там поискати, время есть – и до вечера, да еще цельный день завтра.
Услыхав такое, отроки вскинулись, как один:
– Мы вам поможем, ага! Только скажите, что делати.
Искренне так прокричали, пылко, как пионеры речовку. Видать, сильно любили гулящую, уважали даже.
– Ладно, подходите с утречка к важне, – подумав, согласился король. – Там поглядим. Может, на что и сгодитесь.
Вечером, как и договаривались, приятели встретились с приказчиками, доложив о пропаже важного свидетеля.
– Знаете, други, объявилась у вас на посаде одна гулящая девка, так она с этим Агриппином… ну, сами понимаете, что. А он ей вроде как хвастал, что, дескать, вскорости разживется серебришком. И не просто так разживется, а преизрядно. В Стокгольм ее с собой звал, мол, как разбогатею, уедем в Стекольны, и никто нас там не найдет.
Арцыбашев молол все, что приходило на ум, не шибко-то заботясь о правдоподобности, вот и Стокгольм приплел – для чего, непонятно. Наверное, для усиления общего отрицательного впечатления. Вот ведь какой гад этот тонник, мало того что серебришко чужое помылил, так еще и Родину предал, рыло свинячье, к свеям переметнулся!
Приказчики однако же заинтересовались всерьез и тут же принялись задавать вопросы, нетерпеливо перебивая друг друга:
– Говоришь, о скором богачестве своем хвастал? Так не одной девке…
– Постойте, а что за девка-то? Не та ли, что в подвале монастырском со вчерашнего вечера отдыхает? Прохор-чухарь, своеземец с Романихи, самолично отцу игумну привез.
