– Разворачиваемся! – выкрикнул Конрад фон Эрлихсхаузен, почуявший особым воинским чутьем ловушку. Он еще не понимал, что именно придумали чертовы русские, но осознал главное – надо как можно скорее вырываться из тесноты Арабата.
Вот только сделать этого ему не дали!
Арбалеты ударили из окон домов – тяжелые болты разили без промаха и без пощады. Распахнулись двери, и оттуда выскочили солдаты с бердышами, тут же обрушив их на замешкавшихся рыцарей. Они напирали на всадников с флангов, группами по пять-шесть человек выходили из мелких переулков, отходящих от единственной улицы Арабата. А с фронта атаковали тяжелые бойцы – на этот раз настоящие, а не бутафорские. Они теснили всадников массивными щитами, стараясь поразить коней под ними быстрыми ударами боевых топоров. Готские рыцари побросали бесполезные копья и отбивались мечами и булавами. Вот только толку от их действий было мало – зажатые с флангов, теснимые с фронта, они не могли даже отступить толком. Не могли развернуть коней в тесноте единственной улицы Арабата.
Это не было боем – это было избиением. Трупы Готских рыцарей валились на еще дергающиеся в конвульсиях тела их коней. Спастись удалось лишь троим – тем, кто скакал последними. Один рыцарь, страшно израненный болтами и ударами бердышей и топоров, вырвался из этой кровавой бани. Конь под ним спотыкался – получил не меньше ранений, чем всадник. Несчастное животное сделало лишь пять шагов и повалилось в пыль, принявшуюся с жадностью впитывать кровь. Чудом вырвавшиеся из схватки оруженосцы в доспехах куда легче тех, что носят полноправные Готские рыцари, подхватили старшего брата ордена и забросили его на спину одной из многих лошадей, лишившихся всадников.
Никто не преследовал отступавших немцев, которым так и не пришли на помощь британские войска. Лишь четверо вернулись в лагерь осаждающих.
Рыцарь умер от ран в тот же день, не дожив до заката. Рыцарем этим был Конрад фон Эрлихсхаузен.
Заметки на полях
Средняя Азия
Раскинувшееся на многие версты пространство занимает несколько крупных ханств – остатки Золотой Орды и народности, некогда подчинившиеся ей. Сильнейшими среди ханств можно назвать Хивинское, Кокандское и Кундузское, однако надо всеми ими возносится древняя Бухара. Город столь старый, что пережил не один десяток династий. Он знал Саманидов, Караханидов и Хорезмшахов, чьи имена вряд ли вспомнят даже нынешние правители эмирата. Лишь учителя в медресе вбивают их в бестолковых учеников. Без особого, впрочем, толку. Зато помнят великого Чингисхана, который въехал верхом на коне в соборную мечеть города, обозначив в нем свое владычество. С тех пор его имя предано проклятию в Бухаре.
В пятнадцатом веке Бухара снова становится столицей государства – Бухарского ханства, позднее ставшего эмиратом, однако оставшимся ханством по своей сути. Здесь человек не стоит ничего, если он не может постоять за себя. Здесь правят сила и беззаконие. Здесь можно покупать и продавать людей столь же свободно, как и всякую скотину. Иногда скотина еще и стоит дороже. Здесь на улицах пляшут дервиши, едва прикрыв чресла набедренной повязкой и то и дело пуская изо рта пену. Здесь женщины прикрывают лица и тут же продают свои тела за бесценок. Здесь дворцы возносятся над лачугами нищих – мусульманские беи и татарские мурзы осыпают жен и любовниц золотом не задумываясь о том что в считаных саженях от их домов люди мрут с голоду как мухи.
В остальных ханствах ситуация не слишком отличается, однако там куда меньше золота и куда больше нищеты Потому ханы Коканда и Кундуза признавали главенство Бухары. Конечно, пока еще существовало Кундузское ханство, десять лет назад покоренное Дост-Мухаммедом, объединившим несколько ханств в государство, получившее название Афганистан. Хива, славящаяся своими рабскими рынками где можно было купить и могучих эфиопов с черной, как смола, кожей, и славян с русыми волосами, и персов, и арабов, и кого угодно. Здесь проводили кровавые игры каждый день – в бойцовских ямах люди гибли ради удовольствия публики, проливая на потеху свою кровь.
Весь этот регион как вступил в Средневековье, в то время будучи кое в чем даже более развитым, чем Европа так и застрял в этом периоде на многие сотни лет, не двигаясь вперед ни на единый шаг. И это всех вполне устраивало – и владык, и владетельных беев с мурзами, а у простого люда никто, как водится ничего и не спрашивал.
В Нижнем Новгороде мы почти без задержки пересели с поезда на пароход. Новенький колесный корабль под названием «Баян» стоял у пристани, попыхивая изредка паром из трубы, но, кажется, больше для вида. Я был уверен, что машина его остановлена на профилактику. Принадлежал пароход обществу «По Волге» и ходил из Нижнего прямиком в Астрахань. Такой маршрут устраивал меня как нельзя лучше, ведь именно в Астрахани наша команда должна присоединиться к эскорту посольства в Бухаре.
Справившись в кассе общества, на какое число и время назначено отплытие «Баяна», я узнал, что отчалит он назавтра ровно за час до полудня. Полтора дня отдыха после почти трех суток сидения в вагоне, где даже ноги толком не вытянуть, были для всей команды настоящим подарком. Я купил билеты в кассе, выбрав для нас пару кают второго класса. На самые роскошные тратиться не стал – все же разбрасываться деньгами не стоит. Кто знает, что ждет нас в Бухаре? Но и покупать третий класс, а это по сути гамаки в больших кубриках, где яблоку негде упасть, не захотел. Все-таки мы команда игроков достаточно хорошего уровня и можем себе позволить приличные места на пароходе.
– Сегодня отдыхаем, – объявил я команде, ожидавшей меня на пристани неподалеку от кассы общества. – Наш пароход отходит завтра в одиннадцать утра.
– И что будем делать, командир? – спросил у меня Корень.
– Для начала надо прилично поесть, пока никто из нас язву не заработал на поездных харчах, а потом… – Я развел руками. Мол, кто во что горазд. – Денег, кому надо, выдам.
Корень переглянулся с Ломидзе. Оба были теми еще ходоками, и, бывало, даже я присоединялся к их загулам в недорогих ресторанчиках, где они сводили с ума провинциальных барышень рассказами о кровавых схватках на аренах по всему миру. Любимой игрой их была такая. Они просили понравившуюся им девушку, которую удалось уже усадить за столик, назвать город, куда она хотела бы попасть больше всего. Как правило, девичьи фантазии не отличаются оригинальностью и чаще всего звучат названия вроде Лютеции Парижской или, в крайнем случае, Рима, у особенно желающих выделиться на фоне подруг фантазии хватало на вторую столицу Двуединой монархии – Константинополь. Конечно, во всех этих городах нам довелось побывать и сражаться на их аренах, и далеко не худших. О чем Корень с Ломидзе, ну и я, когда присоединялся к ним, с упоением рассказывали впечатлительным провинциалкам. Но после Лондиниума у меня не было желания играть в подобные игры.
– Дорчжи, – постаравшись не слишком исковеркать имя парня, обратился к нему Корень, – идем с нами. Командир, сколько выделишь на… эту, как ее… – Он прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить, что я ему говорил в свое время.
– Культурную программу, – усмехнулся я, отсыпав в подставленные ковшиком ладони запорожца рубля три серебром и медью – сдачу с империала, которым я заплатил за наш проезд до Астрахани. – Вполне хватит обоим, – кивнул я, убирая кошелек.